Неутомима смерть — везде находит дело:
декабрь, на лестнице обледенелой
вокзала Царскосельского один
лежит в бобровой шубе господин —
и корчится от резкой боли адской,
держась за сердце. Оказалось — статский
советник... Департамент просвещенья
его за вольнодумство, в виде мщенья,
отправил нынче в полную отставку —
«не по злобе» накинувши удавку...
«Новопреставленный, раб Божий Иннокентий»:
славянской вязью — золотом! — на ленте
пурпурно-траурной... И покрывает иней
исполненное благородством линий
его безжизненное бледное чело...
И кто в тот миг мог знать, как повезло
словесности российской — ибо Лета
чиновника с собою унесла, но не поэта.
А смерть в себе таит того рожденье,
кто станет знаменит чрез поколенье...
Но скорбно вниз глядит кариатида
на данника Евтерпы, в Эврипида
уста вложившего весь жар славянской речи.
O, ecce homo! Что за человече...