Я так ждала, надеялась и верила
В твой образ, редкий, но родной.
Спустя года нашла обрывок семени,
С любовью приняла его домой.
Гналась по гусенице поезда
За таинственной широкою спиной.
Быть может, и знакомиться не стоило
И узнавать, насколько он чужой.
Слова его - без промаха удары,
Хотя казался лучше и добрей.
Терялся в мыслях и табачном паре,
А улыбка дотянулась до бровей.
Когда молчал, он выглядел глубоким,
Но стоило уста ему открыть -
Болезненный, пустой и одинокий.
И ненависть свою ему не скрыть...
Ошиблась, неоправданно, жестоко,
На всех парах врезаясь в неизвестность.
Я поняла, не вынесу такого,
Лишь соскоблив айсберга поверхность.
Безнадёжные мысли о любви,
Они порою противоречивы,
Разошлись, словно у рубашки швы,
Совершенно для меня и справедливо.
В наивности не видела обмана,
Что сотворил мой горделивый ум.
Мне стоило принять, не сочиняя,
Что он живой, не ласков, а угрюм.
Что осуждает, не стесняясь в выражениях,
И болтает, не закрывая рта.
И если в наших мыслях расхождение -
Не будет слышать, только упрекать.
Я рядом с ним - пустой и белый лист.
Во мне нет ничего. Скучна и безобидна.
Все взял и выбросил цветы чужой флорист,
Как и следует жанру реализма.
Я выражаю в этих строках смех и боль,
Всё то молчание, бессмысленное с ним,
С которым возвращалась я домой,
Неразделённых чувств я блудный сын.
Однако этот дар я приняла,
Пускай жестокий, точно справедливый.
Разочаровавшись, поняла,
Что нужно к жизни быть неприхотливым.