Где земная тоска превращается пылью в дорогу,
Там дано без купюр слышать голос единого Бога.
И, вдохнув Его зов, по горячей земле уходили,
Оставляя любовь у дороги под камнем в могиле.
Те четырнадцать лет. В пастухах, ради глаз. Разве много?
Даже тысячей жизней одну не отслужишь у Бога.
И без воли слезам, завернувшись в доху, уходили.
Вифлеемской дороге лишь камень, как знак о Рахили.
Так всегда. Уходить, голодать, погибать в пекле боя.
А единственный Бог не дает ни столетья покоя.
И две женщины с ангелом вдовства застывшем над ними
Мимо камня пройдут, не взглянув в полустертое имя.
А котомки пусты. Знать бы Бога - кому помолиться.
Колосок к колоску. Вот и пекло к закату клонится.
Только некто чужую узрел меж рабами своими
И готов сотни раз повторять это странное имя.
Руфь... Созвездья чисты и открыты врата чтоб молиться,
Род Давидов грядет, и готовы пророчества сбыться.
Тронут губы псалмы, разбивая остатки покоя,
И весь будущий мир опалят непонятной тоскою.
Загорелась звезда, освещая остаток недели,
А у камня волхвы, притомившись с дороги, присели.
Прозвенело в вершинах печальное имя - Мария,
И, прославив судьбу, не спеша к очагу подходили.
Он сошел, когда третью Земли овладели метели.
Но опять надо в путь. А в финале - страстная неделя.
Лбом к холодному камню, заплачет устало Мария.
Из-под камня ручей - это вторят ей слезы Рахили.