Старший сын
Прискакал Семён весь в мыле
Только после похорон.
Шла седмица, как обмыли
Под бескрайный перезвон.
В седле сутки, не слезая,
Дважды угодил под лёд.
В Берендейке топь такая,
Что пришёл возка черёд.
Там в грязи он и остался,
Лошадей пришлось спасать.
И с дружиной он расстался,
Вместе в срок не доскакать.
Лишь за сорок вёрст до цели,
А конкретнее в Сельцах,
Сообщили – не успели …
Князя нет, … живёт в сердцах.
Тяжело дались те вёрсты,
Что пришлось преодолеть.
Обострились и остроты,
Нужно было их терпеть.
В Боровицкие ворота
Въехал кажется без сил.
Донимала и зевота,
Всё же живость сохранил.
Но в грязи был весь настолько,
Что охранник не узнал.
Опустил копьё и только.
- «Кто таков?» - он и сказал.
И Семён свой плащ в навозе
Зло и резко отряхнул.
- «Что ты пёс, ослеп на ввозе!» -
Рявкнул, плетью вдруг взмахнув.
- «Князь!!!» - охранник отвернулся,
На колени вдруг упал:
- «Прости милый, ошунулся,
Внешний вид, причиной стал».
И хлестнув коня с досады.
Тот был вовсе не при чём,
Семён вихрем без бравады
В Кремль влетел, таки сычом.
И не видя, как в испуге,
Смотрят толпы горожан,
Он галопом, как в недуге,
Ко дворцу, как ураган.
Только охнула прислуга.
Под уздцы коня приняв.
- «Где?» - он скорбно без испуга,
За плечо, кто встретил, взяв.
Это был отца дворецкий,
Старый друг его Егор.
И ответил по-простецки:
- «Не спеши, уж шибко скор.
Замени с дороги платье,
Нужно личико помыть.
Обижать отца – проклятье,
Если грязь всю не отмыть.
Храм Архангела Святого
Упокоил его прах.
Там и Юрий брат благого,
К Богу вместе в тех мирах».
В сени завели мгновенно,
Был Егор неумолим,
Там ушат с водой бессменно,
Ковшик мыло, рушник к ним.
После водной процедуры
Заменили всё бельё.
И одежду той фактуры,
Подавало что чутьё.
После этого насильно
Влили в рот душистый мёд.
Всё же снадобье всесильно,
На душе растаял лёд.
Вышла вдруг жена Айгуста,
С нею младший брат Иван.
Обнял брата аж до хруста,
А жену обнял за стан.
Горе всех объединило,
Но Семён, как старший вёл.
Мёд здоровье в душу влило,
Он спокойствие обрёл.
И Семён обвёл глазами
Всех, кто рядом с ним стоял.
Взглядом, как пред образами,
Точно он кого пенял.
Айгустина не видала
Мужа много лет таким.
Успокаивать не стала,
Чтоб не сыпать соль другим.
Отстранив всех, обнажился
Сняв убор, он вышел вон.
Храм в Кремле уже прижился,
Будто здесь он испокон.
Тех, кто шёл с ним к храму вместе,
Жестом всех остановил.
- «Я один» - сказал и в жесте
Знак был, в должность он входил.
Службы не было, но двери
Вдруг открылись перед ним.
- «Ждали …» - думал: «И потери
Были отзвуком глухим».
В результате же внимания,
Не замедлив шаг вошёл.
Доходило до сознания -
Не куда-нибудь зашёл.
Увидав могилу дяди,
Рядом новую узрел.
Белый мрамор, чести ради,
Темновато, но белел.
Тут священник незаметно
Две свечи у плит зажёг.
Семён глянул так предметно,
Старика буквально сжёг.
Тот ушёл, шепча молитву,
Взгляд такой не ожидал.
Точно тронул нож или бритву,
Потому покой им дал.
- «Батюшка» - Семён тихонько,
В храме тихо, жизни нет.
- «Юшка – юшка …» - эхо только,
Из-под плит кабы в ответ.
- «Батюшка!» - теперь уж громче:
- «Прискакал к тебе. Я здесь!
Я не мог быстрей, короче …»
С тишиной храм слился весь.
Подошёл к могиле ближе.
- «Вот я!» -, снова повторил.
Наклонился ещё ниже:
- «Я летел что было сил.
Знал, что ждал меня! Прости же!»
И на камень вдруг упал.
Слёзы градом, сопли иже
И Семён в оскудность впал.
Выл некормленой собакой,
Постоянно причитал:
- «Без тебя я стал клоакой
Ты прости отец, что пал».
Только всхлипы постепенно
Доносились от могил.
Истеричность не мгновенно
Уходила, пыл сходил.
А священник осторожно
Наблюдал из алтаря.
Князь сидел, устал возможно,
Зная, делал всё не зря.
Тут Семён встал на колени,
Трижды холм поцеловал
И затих, молил без лени,
Чтоб отец всё услыхал.
И опять, как на прощанье:
- «\Мне оставил тяжкий Крест.
Здесь даю я обещанье,
Будет жить наш край окрест.
Так что спи отец, покойся
Буду твёрдо власть держать.
За сынов не беспокойся,
Тебе будут подражать».
Дальше всё пошло по кругу,
В Орду ехать предстоит.
Доказать свою заслугу
Быть Великим из элит.
Первым изъявил желание
Был тверской князь Константин.
Суздаль, как напоминание,
Что их князь не селянин.
Так что оба Константина
Цель имели – победить.
Тут и опыта лавина
И желание вершить.
А Семён же в этом смысле
Опыт князя не имел.
Только княжич и все мысли
От отца, сам не у дел.
Прибыли в Сарай раздельно.
Лишь Семён имел свой дом.
Пригласил их неподдельно,
Но ответ один: «Потом».
Хан Узбек после болезни
Был не полностью здоров,
Но принял, пусть без помпезний,
Во дворце своём без слов.
Высказав скорбь по Ивану
Выслушал двоих истцов.
Первой Тверь была по плану,
Как преемница отцов.
Аргументы Константина
Были слабы, как и сам.
Хан не видел ни почина,
Новизны своим делам.
Князь из Суздаля был проще,
Хану так и заявил:
- «Что казна Москвы, чем тоще,
Тем сильнее Суздаль мил».
И Узбеку стало ясно,
Что в Москве должна быть власть.
Калита вёл всё прекрасно
И дела нельзя украсть.
И поэтому Семёна
Для доклада не поднял.
А сказал: «Менять знамёна
Не хочу, потребность снял.
Потому и объявляю,
Что Семён Великий князь.
Я семейство, род их знаю,
Он с Ордой усилит связь.
И ещё, я власть усилю,
Полномочий больше дам.
Зная корни, тягу к стилю
Часть себя ему отдам.
Всех князей Руси Великой
Назначать будет Семён.
А ярлык, как символ дикий,
Посчитай, что отменён.
И ясак, чтоб не коробить,
Заменю на слово дань.
Чтобы дело не угробить
Сбор за вами, к чёрту брань.
На Великое княжение
Ставит впредь Великий хан.
Подпишу распоряжение,
Будет вечным, как Коран».
Получив ярлык от хана,
Только тут он осознал
Мудрость хана-старикана.
Видел дальше, много знал.
Только с ним хан попрощался,
Остальных не оценил.
И Семён хоть и общался
К горлу ком вдруг подступил.
Видел близко так впервые.
Что Узбек заметно сдал,
Было видно, как скупые
Слёзы выступили, знал.
Знал, что жить ему не долго,
А Ивана он любил.
Сын пришёл теперь надолго,
Этим хана убедил.
Возвращались вверх по Волге,
Снова порознь на ладьях.
И Семён сродни иголке
Думал сшить разлад в князьях
По приезду без раскачки
Пригласил князей на съезд.
И рассыльные без драчки
Дали грамоты на въезд.
И уже через седмицу
Люди стали прибывать.
Кое-кто, как небылицу
Этот съезд решил назвать.
И Семён уже повторно
Как теперь Великий князь,
Приказал явиться ровно
Через три дня, не таясь.
А кто будет задираться,
Того силой приведут.
А решит сопротивляться,
То и голову снесут.
И угроза возымела,
Все собрались первый раз.
Только Новгород в полдела
Лишь бояр, как напоказ.
Для начала в тронном зале
Огласил ханский указ.
- «Не сочтите вы в опале» -
Всем Семён: «Не в этом сказ.
Объясню я всё позднее.
А пока прошу всех в храм.
Быть там нам сейчас нужнее,
Снять с души ненужный хлам».
Храм Архангела Святого
Был, принять гостей, готов.
А обилия такого
Не видал ещё с основ.
Феогност встречал у входа,
А Великий князь был с ним.
В кой-то мере символ схода
Каждый чувствовал экстрим.
Все князья стояли плотно
Взор всех на иконостас.
Хоть общались неохотно,
Восхищались всем подчас.
С алтаря вдруг появился
С панагией Патриарх.
В рясе красной весь искрился,
Крест в руках, раз иерарх.
Подойдя тут же к амвону,
Он Семёна подозвал.
По церковному канону
Должность полностью назвал.
А затем к князьям, как к пастве:
- «Здесь почил мудрейший князь.
Русь провёл почти что в братстве
И с неверностью борясь.
Чтобы двигаться к единству,
Вспомнить всё и клятву дать!
Клятву верности к старшинству,
В существующую власть».
И крестясь, князья послушно
Целовали царский крест.
И на выход шли, раз нужно,
В тронный зал опять замест.
Съезд продолжил в тронном зале,
Говорить Семён начал:
- «Про Узбека, как вандале
Мнили? Волюшку он дал.
Отменил он безвозвратно
Ярлыки на княжий стол.
И в Орду мотаться штатно
Вам не нужно, сам сокол.
На удельное княженье
Право даст Великий князь.
И ордынцам наше мненье
До балды теперь, как грязь.
Власть теперь по вертикали.
Наверху Великий князь.
Все уделы ниже стали,
К верхотуре не стремясь.
Ниже веси и посёлки,
Там наместник может быть.
В деревнях или в просёлке
Может староста служить.
Отменил ясак навечно.
Заменил его на дань.
Не в Сарай носиться вечно,
А в Москву, такая грань.
Раз в год сам платить им буду,
Это значит и за вас.
Я не дам простора блуду.
Без обид. … коли припас.
Лишь одно осталось право,
Назначать большую власть.
И Узбек, скажу вам браво,
Выбрал сам, знал нашу масть.
Мог бы выбрать и другого,
Претендент был Константин.
Жизнь прожил хан, очень строго
Подошёл, как семьянин.
Потому и обращаюсь,
Коли стал Великий князь,
Я сейчас вот так общаюсь,
Ну, а дальше, … буду власть.
В дела личные, хозяйства
Просто так не буду лесть.
Кроме краж и разгильдяйства …
Вы хозяева, как есть.
И ещё! Возникнут споры,
Все прошу со мной решать.
В рать потребуются сборы,
Попрошу не возражать».
А тронном зале стало шумно,
Когда кончил говорить.
Князь рязанский остроумно:
- «Может нам начать их бить?»
- «Коротопола Ивана
Страсть боится хан Узбек» -
И Семён в ответ болвана
Огорошил, как посек.
- «Юрий Игворевич, вспомни!
Был такой в Рязани князь» -
И Семён ему: «Припомни.
Сотня лет прошло, а мразь.
Был такой же балаболка,
Как и ты. А что не так7
Рать единая без толка …
Заявлял Батый дурак.
Для Рязани, как прогулка
Разгромить его орду.
Не осталось закоулка
От тех мест, имей ввиду.
Батый Русь поодиночке,
Как курятник распушил.
И сейчас мы в той же точке,
Скинуть напрочь нету сил».
Псковский князь поднялся тоже,
Александра Семён знал.
Сам спросил: «Вопрос похоже?»
А в ответ тот: «Жду скандал.
Кейстус вдруг загоношился,
Юрьев хочет вновь забрать.
Как я понял, ты решился
Запретить иметь нам рать?»
- «Вы не так меня поняли.
Я сказал, что буду брать
Ваших воинов, чтоб знали,
Если вспыхнет, в свою рать.
Пограничные уделы
Должны воинство иметь.
Охранять свои наделы
От желающих пригреть».
- «А Ростову войско нужно?» -
Фёдор с места вдруг спросил.
- «Ты же князь, понять не сложно,
Что кому-то пригрозил»,
Непредвиденная шутка
Получила свой успех.
Настроение-попутка
Поднялось почти у всех
Князь из Суздаля с досадой,
Претендентом был в Орде,
Разразился вдруг тирадой:
- «Я, как князь, теперь в узде?
Своё княжество по сути
Я считай в аренду взял?
Как же дети наши, внуки …
Без наследства? Всё отнял?
Я с тобою не согласный,
Князь владелец всех земель
В рамках княжества он властный,
Ты ж предложил похабень».
И на вызов Константина
Он спокойно: «Хан был прав.
В твоих мыслях мешанина
Он понял, ярлык не дав.
Помнишь Лествичное право?
Любеческий съезд принял
Князь Владимир мыслил здраво,
Триста лет назад понял.
Довожу тебе нахалу,
Что устои надо знать.
Языком, как опахалу,
Не к лицу везде махать.
Передать власть по наследству
Может лишь Великий князь.
До Орды правопреемству
Был тот принцип, не таясь.
Батый всё сломал, похоже
И князей стал назначать.
Ярлыки ввёл он же тоже,
Чтоб унизить нас, влиять.
Хан Узбек спустя столетье
Эту пакость отменил.
Завершилось лихолетье,
Когда хан руководил.
Ну, и в чём я провинился?
А? Любезный Константин.
И землёй ты не разжился,
Русь для всех, канон один».
Были новые вопросы,
Но не злые, просто так.
Кто о хлебе, кто про взносы …
Кто про местный кавардак.
Расходились в настроении,
Русь жива и Русь не спит.
Видно это и в стремлении
Жить, как практика велит.
Получив себе поддержку,
Семён действовать начал.
Новгородскую издержку
В стойло, чтобы не мычал.
Дело в том, что новгородцы
Третий год не платят дань.
Раньше князь, шалят, мол, хлопцы,
Ездил сам уладить брань.
И другие все проблемы
Сам Великий князь решал.
По-другому лезть в их темы
Статус города мешал.
Но Семён решил иначе,
Не поехал туда сам,
А послал, кто побогаче,
Кто считает сам с усам.
Это с именем бояре;
Друг Ефим, Зерно Иван.
Не нуждались в циркуляре,
Знали кто и в чём профан.
И на место отъезжая,
Всё ж Семён наказ сказал:
- «Новгородцев уважая,
Я бы их не унижал».
Через день без приключений
Они въехали в Торжок.
Новгородских часть владений,
Но должок-то, есть должок.
Заручась верховной властью,
Начался обычный сбор.
За три года, к их несчастью,
Превратился сбор в обор.
Кто-то в лес, спасая шмотки,
Кто за вилы, чтоб не дать.
Но отряд, взят для страховки,
Начал силу применять.
Некого всерьёз не били,
Князя помнили наказ.
Но ретивых приструнили,
Мол, имеем свой приказ.
И Иван Зерно особо,
Опыт был ещё в Литве,
Объяснял не зло, но строго:
- «Долг копить в ущерб себе.
Раньше сбор вели татары,
Хан их напрочь отменил.
Так что лучше уж без свары,
Разберёмся, кто учил».
И до Новгорода мигом
Долетела эта весть.
Первым Торг зашёлся гиком,
Вече требуют учесть.
На другой день и собрали,
Новгород опять бурлил.
С Торжка беженца позвали,
Чтобы толком объяснил.
А узнав, что долг взымали,
Распоясалась душа.
Мерзким словом поминали …
Не получат ни шиша.
Успокоил всех владыка.
Был Арсений всем закон.
Православный и без рыка,
Знал, чем важен ноне он.
Выйдя к пастве он спокойно:
- «Криком правду не найдёшь.
Говорить надо достойно,
Смело, ежели сочтёшь.
Лично сам в Торжок поеду,
Посмотрю, что на народ.
Проведу с ними беседу,
Вывод сделаю, как плод».
Так на том и порешили,
Обсуждая разошлись.
А Арсений, раз решили,
Дьяку, как наказ: «Молись!»
С появлением владыки
Начался опять разброд.
Снова ругань, даже рыки,
В общем новый оборот.
Сам Арсений без сомнений
Встал на сторону торжан,
Что внесло ряд изменений
В поведение горожан.
Кто хоть сколько сомневался
Долг гасить иль не гасить,
Раз владыка разобрался,
Значит нечего кормить.
Москвичам пришлось вернуться,
Чтоб с судьбою не играть.
Чем всё может обернуться,
Можно было не гадать.
Но владыка пошёл дальне,
Князю грамоту послал:
В ней писал не так, как раньше,
Свой характер показал:
- «Ты ещё не князь нам вовсе,
На княжение к нам не сел.
А на дань собрать повёлся …
Ум случайно не осел?
Дурно думать про плохое,
Приезжай, если грешён.
Помолись и всё такое …
Да, сын мой, … а так смешон»
Прочитав сие послание,
Тон не сразу понял он,
Крикнув: «Мне напоминание?
Это я для их смешон?
Это мнение владыки?» -
У Зерно Семён спросил:
- «До владыки были крики
И отряд наш усмирил.
Но владыка появился,
Всё опять пошло в разнос.
Словно бес какой вселился,
Оставаться? Был вопрос».
И Семён впервые в жизни
Должен был решиться сам.
Иль поддаться укоризне,
Или дать урок всем псам.
Без сомнения, второе
Он принял, как вариант.
- «Их намеренье тупое» -
Произнёс: «Рать наш гарант.
Срочно слать гонцов с депешей
В Рязань, Нижний и Ростов.
Рать должна быть конной, пешей,
Так что ждём их молодцов».
И уже через седмицу
В Москву стали прибывать,
Как пять пальцев в рукавицу,
Сотни воинов, все в рать.
Самый дерзкий из прибывших
Был Иван Коротопол.
Князь рязанский из трубивших,
Власть - Москва, Рязань – рассол.
Князю было чем гордится,
Рать Рязани – на подбор.
Русский дух с неё струится,
В каждой пике свой задор.
Рать московская бесспорно
Стала центром этих войск.
И Семён почти задорно
Стал вдруг символом геройств.
Получив приставку Гордый,
Не стал переубеждать.
Совсем нет, характер твёрдый
Стал ненужным убеждать.
И вот вся эта махина
К Ильмень озеру пришла.
На правах их господина
Место базой избрала.
Кто был первый раз, в восторге
Вид, простор ошеломил.
Лагерь выбран на пригорке,
Чтобы каждому стал мил.
Новгород буквально в трансе,
Такой силищи не ждал.
Речи не было о шансе
Выжить как-то. Зрел скандал.
И опять решает вече.
Выход ищет - он один.
Князем звать, ещё не вечер,
Вдруг пойдёт, ведь тоже чин.
А в итоге так и стало,
Пошли силе на поклон.
Всех без княженье достало
И Семён принял сей трон.
Снова вече, шум на Торге,
Ждут Семёна и вот он.
Кто-то сдержан, кто в восторге …
Конь под ним, какой должон.
Рядом с ним его охрана,
Здесь же и рязанский князь.
Смотрит хмуро, ждёт обмана,
Откровенно не таясь.
И когда единогласно
Князем Новгорода стал,
Слез с коня и молвил властно:
- «Я от прихоти устал.
На правах не князя даже,
Победителя! Вот так.
Уважая чувство ваше,
Суд чинить нельзя никак.
Потому я назначаю
Новгородцам «чёрный бор».
Контрибуция, считаю,
Будет плата за позор.
Править городом отныне
Будет мой наместник здесь.
Я в Москве решу, кто ныне
Урезонит вашу спесь».
Контрибуцией до нитки
Он очистил город весь.
Забирали все пожитки,
Загоняя граждан в стресс.
И Семён вполне довольный
Вновь в Москву привёл всю рать.
Обуздал он город вольный
Без потребности карать.
Помнил он наказ отцовский
С Ордой связей не терять.
Как Великий князь московский,
Делал всё, чтоб расширять.
И авторитет Семёна
На земле Заокской рос.
Видя князя – не пижона,
Понимали, что дорос.
И удельные не смели
Даже думать там шустрить.
Меж собой конфликты были,
Но Семён давал «шалить».
Он решил довольно мудро:
- «Меж собою пусть бузят.
Лишь бы дань сдавали ушло
В остальном же, как хотят».
Мир в Московии, согласие
Стал к себе людей манить.
Даже в чём-то разногласие
Не смогло остановить.
Князь Тверской, соперник вечный,
Всеволод пришёл просить
Взять к себе, шаг не беспечный,
Смог владения сохранить.
Стало княжество сильнее,
А Семён гордиться стал,
Что он всё-таки умнее,
Чем всегда располагал.
Из Литвы пришло известие,
Гедимина больше нет.
Калиты друг, благочестие …
Не давал плохой совет.
За полгода до событий
Семён войско распустил.
Лишь дружина для прикрытий …
Явно с этим поспешил.
А на место Гедимина
Старший сын сел, Ольгерд звать.
С агрессивностью кретина
Стал Русь крепко задевать.
Ржев и Брянск без боя взяли,
Их никто тогда не ждал.
Жили тихо, вдруг подмяли,
Обобрали, … всё забрал.
Но Ольгерд не торопился,
На рожон вот так не лез.
Основательно стремился
Делать, княжеству вразрез.
И пока Семён, пусть спешно,
Собирал поновой рать,
Ольгерд же вполне успешно
Начал земли подбирать.
Почти в полном окружении
Оказался вдруг Смоленск.
Он в подобном положении
Был далёк до совершенств.
Но литовцам не сдавался,
Князь смоленский не пустил.
Штурмом брать и не пытался,
Не хватало просто сил.
Тем не менее к Можайску
От Смоленска подошёл.
Но не взял по разгильдяйству,
Сжёг посады и ушёл.
А причина не безлика,
Затрясло литовский дом.
Как «замятия велика».
Назовут её потом.
Дело в том, что Ольгерд в паре
С братом Кейстутом вдвоём
Вильно взять решили в сваре,
Брат мешал там им во всём.
А Евнутий всё же старший
И к тому ж Великий князь,
Повод сам для бунта давший,
Резко против отнесясь …
Против войн, начавших с Русью
И захват их городов.
Вспоминал княгиню с грустью,
Кстати русской без понтов.
Но случилось по-иному,
Князь был вынужден бежать.
И с дружиной вон из дому,
Чтобы встречи избежать.
Им Смоленск открыл ворота,
Князь Иван встречал их сам.
Как-никак, а всё ж забота,
Хоть Литва противна нам.
Разместив дружину, тут же
Пригласил за стол Иван.
Говоря: «Обсудим друже,
Как унять сей балаган.
Заодно не грех отвлечься
И слегка перекусить.
Вепря рулькою обжечься,
Медком крепеньким запить».
Евнутий лишь улыбнулся,
Этим всё ему сказал.
Он был рад, что в Русь вернулся
И казалось будто ждал.
После трапезы беспечной
Иван начал разговор:
- «После драки скоротечной
Ольгерд кто? Конечно вор!
Ты ж Великий князь литовский,
А с тобой, как со щенком.
Есть Великий князь московский,
С ним в союз и прямиком.
Князь Семён сильней намного,
Да и рать поди собрал.
Там в Москве тебе подмога,
Я тебя учти не гнал».
До Москвы дошли спокойно,
В триста вёрст обычный путь.
Ночь в лесу вполне пристойно
И Москва. … О всём забудь.
Встретили их на Заставе.
Ничего не предъявив,
Всю дружину, были вправе,
Не пустили, заявив.
Мол, Литва воюет с нами,
Так что лучше не шуметь.
Князь пришёл не с пустяками,
Пусть идёт, чего галдеть.
В Кремле встретил Евнутия
Сам Великий князь Семён.
Вся в Литве перипетия
Была кстати, мыслил он.
- «Рад приветствовать коллегу!» -
С крыльца прямо произнёс:
- «И сочувствую побегу …
Ольгерд вклад поганый внёс.
Он своё получит скоро
У меня сомнений нет.
Проходи, расскажешь споро
С чем пришёл, раз так задет».
Прошли в горницу неспешно.
- «Ты поди ещё не ел?» -
Шепнул на ухо неслышно:
- «Что ж исправим сей пробел.
Ты один? А где дружина?»
- «На Заставе меня ждёт.
Мы ж для вас сейчас вражина,
Так что нам пока везёт» -
И литовец усмехнулся:
- «Хорошо, что ещё так.
Взял бы вдруг и огрызнулся …
И сидел бы, как вахлак».
Друг отца, седой дворецкий,
Как Семён позвал, вошёл.
- «Слышь, Егор» - князь по простецки:
- «В гости видишь кто пришёл?
Да, дружок, это литовцы,
Но они нам не враги.
Все они сейчас бездомцы,
И Литвой пренебрегли.
Дай команду, чтоб дружину,
На Заставе она ждёт,
Запустили на «чужбину»,
Накормили наперёд.
Ну и здесь нам стол накройте,
Всё же гость Великий князь.
Путь не пир, но всё ж устройте
Поприличней, не стыдясь».
Не прошло и получаса
Пока шла беседа их,
На столе помимо кваса
Было всё и гость притих.
Знал, что Русь гостеприимна,
Хлебосольна, но чтоб так …
Мысль о хаме примитивна
И не вяжется никак.
Евнутий увидел яства,
Каких в жизни не видал.
Безо всякого лукавства
Это князю и сказал.
И за трапезой спокойно
Был продолжен диалог.
И Семён почти убойно
Вдруг предложил, как итог:
- «Быть в составе нашей рати
Ты согласен или нет?»
И в ответ, мгновенно кстати:
- «Мы пришли не на банкет».
- «Но Русь с ратью православна» -
Вновь решительно Семён:
- «Потому и полноправна
Чтить величие имён.
Вы ж язычники-славяне,
Как же с вами поступать.
В рати будете смутьяне.
Так ведь, надо полагать?»
- «Для себя мы все решили,
Если Русь к себе возьмёт,
Обратимся, чтоб крестили,
Благо надобность сочтёт».
- «Так на том и порешили!» -
И Семён поднял бокал:
- «Тост за то, чтоб не грешили,
Верой новой опекал».
Через день их всех крестили,
Был торжественный обряд.
Всё язычество простили,
Православный стал отряд.
Ольгерд факт воспринял остро,
Смену Веры не простил.
С Русью вёл предельно жёстко,
Быть разумней не сулил.
В тот же год ещё несчастье,
Умер мудрый хан Узбек.
Семён знал его участье
В их стабильности на век.
Старший сын пришёл на смену,
Танибек Великий хан.
Был в отца и жёсткий в меру,
В то же время чтил Коран.
Свиту, что отцу служила,
Не стал полностью менять.
Вот она и низложила
Его с трона. Что пенять?
Джанибек, его брат младший,
Всех мурз всё-таки склонил,
Что его брат день вчерашний,
Потому отца сменил.
Было принято решение
Танибека устранить.
Во дворце, как в завершение,
Просто-напросто убить.
И вот став Великим ханом,
Джанибек на Русь смотрел,
Не как сильным атаманом,
А владельцем, кто терпел.
Лишь бы дань платили справно,
Остальное, как пойдёт.
Не шумят и это славно,
Для бесправного сойдёт.
Он мечтал о тёплом море,
Как когда-то Чингисхан.
Был готов, но всё же вскоре
Изменил насущный план.
Началось опять движение
У всех западных границ.
Допустить передвижение
Хан не мог, ждал небылиц.
Новгород вдруг стал ареной
Новых действий боевых.
Ольгерд движимый изменой
Вышел к Волхову в поддых.
И пришлось им откупиться,
Чтобы Ольгерд отошёл.
Не пристало тут скупиться
И литовец сам ушёл.
Через год опять встречайте,
Только ноне это швед.
Король Магнус, теперь знайте,
Вновь в Неве, управы нет.
И опять задача та же,
Как была сто лет назад.
Католичить русских, даже
Если всё пойдёт не в лад.
Первой значилась к захвату
Крепость-форт, Орешек звать.
Пятьсот ратников по штату
Собирались защищать.
Крепость новая, обжита,
Ей всего пятнадцать лет.
Камнем доверху обшита
И претензий вроде нет.
Но строители, однако
Допустили и просчёт.
Остров был не весь вояка,
Где нет крепости не в счёт.
Четверть берега свободна,
Это шведы и учли.
Ставь тараны где угодно,
Преимущество зачли.
Вскоре начали осаду,
Не спешили, время есть.
Август с моря гнал прохладу,
Лучший месяц года здесь.
Осаждённые сумели
Кое-как послать гонцов.
В Москву вовремя успели,
Но сочли их за лжецов.
После долгих объяснений,
Семён дал добро помочь.
Лезть на шведов без сомнений
Не хотел, темнить не прочь.
Собрав войско, вышел всё же,
Шёл тишком, не торопясь.
Шведов бить, себе дороже,
Думал молча не стыдясь.
Близ Торжка в деревне Ситно
Их догнал с Москвы гонец.
Сообщил: «Ордынец скрытно
Весть принёс, на вид наглец.
Князя требует немедля,
Для него мол новость есть» -
И добавил чуть помедля:
- «Надо, князь, это учесть».
И Семён в Москву вернулся,
Взяв с собой лишь гридей полк.
Брат Иван, как подвернулся,
Сдал бразды, чтоб вышел толк.
И Иван, вот так впервые,
Молодой, красивый князь
Принял рати боевые,
Своей юности стыдясь.
Придя в Новгород без шума,
Решил здесь и переждать.
Новгородцев рать без глума
Ушла к Ладоге, чтоб ждать.
Вскоре князя известили,
Что Орешек шведом взят.
Всех сидельцев отпустили,
Лишь бояре посидят.
В плен попал и воевода
Твердиславович Кузьма.
Всех в Стокгольм, через полгода
Русь их выкупит сама.
Получив это известие,
Князь Иван не стал мудрить.
Он решил за благочестие
С дракой лучше погодить.
Он в Москву назад вернулся
С мыслью: «Лучше переждать».
Первый раз соприкоснулся,
Не умея побеждать.
Хоть Орешек шведам сдали,
Новгородцы стали злить.
Рать на Ладоге держали,
Чтоб их в Волхов не пустить
Стали бить поодиночке,
Кто разбойничал в лесах.
Безо всякой проволочки
Были те на небесах.
Был пример. На Жабче поле
Исчез шведский там отряд.
Новгородец Лукич боле
Был известен, как заряд.
Так вот он и триста с ним же
И устроили ту месть.
Это был сигнал похоже,
Закачалась шведов честь.
Онцифор Лукич ижорцев,
Взятых в плен, велел казнить.
Кто по воле «миротворцев»
Вздумал Веру вдруг сменить.
Король Магнус не остался
На Неве зазимовать.
Но с затеей не расстался,
И весной вновь продолжать.
Гарнизон сберёг в Орешке
В восемьсот своих бойцов.
Выбрал сильных и не спешке
Эких бравых молодцов.
Сам домой, чуть недовольный,
Потому что всё не так.
Взят Орешек. Город вольный
Недоступен был никак.
Новгородцы это ждали,
Когда Магнус сам уйдёт.
И от Ладоги начали
«Зачищать», кто их не ждёт.
Многотысячное войско
Шло на Запад, как каток.
На манер орды монгольской,
Брали всех, кто швед чуток.
Взяли город наш Корелы,
Перебили шведов всех.
Воеводу их Людеры
Искромсали для утех.
Вскоре войско лишь в Орешке
Оставалось, боле нет.
И вот здесь уже без спешки,
Вновь собрали свой совет.
- «Ну, конечно штурм немедля,
Крепость наша, надо брать».
Прозвучало неколебля
Все едины, как и рать.
Штурмом взяли крепость быстро,
Казематы просто жгли.
Шведов били зло, нехитро …
Кто сдавался, обошли.
Пятьсот шведов в плен попали,
Всех в Москву вели пешком.
Часть их в Новгород забрали
От Великого тайком.
Новгородцы же в запале
Стали шведов просто драть.
Их в Норвегии достали,
Что пришлось им удирать.
А под Выборгом в сражении
Расшвыряли, как котят.
Магнус в этом положении
Запросил мир у ребят.
Мир конечно заключили
Очень выгодный для нас.
Шведы больше не ходили
Католичить в тот же час.
А Семён? Все эти годы
Войско сильное берёг.
Несмотря на все расходы,
Дань платил, её стерёг.
Мир хранил в земле Московской,
А за Новгород был рад.
Ольгерд стал проблемой острой,
Сил хватало без тирад.
А когда посол ордынский
Сообщил – Узбека нет,
Груз громадный, исполинский
На него упал в ответ.
Стал следить за обстановкой
И старался в курсе быть.
Шла борьба с мотивировкой
Прежний курс пора забыть.
И в конце концов узнали,
Джанибек Великий хан.
Гонцы весть эту подали.
Кто он? Новый Чингисхан?
Время шло, вдруг до Семёна
Долетел недобрый слух.
Ольгерд ищет связи дённо,
А к советам просто глух.
Брата Кейстута собрался
Он в Орду с письмом послать.
Чтобы хан помог, не жался
Немцев вместе обуздать.
И Семён осенило,
Среагировал в момент.
Настроение изменило,
У него свой аргумент.
Понял, ехать надо срочно,
Джанибека он не знал.
Познакомиться досрочно,
Потому что тот не звал.
Как всегда, собрав подарки,
Он по Волге с ветерком.
Дни в те годы были жарки,
Так что лучше, чем верхом.
Джанибек принял отлично
Со словами: «Сам прибыл.
Как Великий князь прилично!
Одобряю, не забыл».
Он и сам желал знакомства,
Русь таинственный вассал.
Никакого паникёрства
И в долгах не зависал.
Пригласил в свои покои,
Слуг, придворных удалил.
- «Ну, рассказывай, изгои» -
Начал больно, как бы злил.
Принесли кумыс, орехи,
Всяких сладостей набор.
Что-то нюхать для утехи,
А Семёну перебор.
- «Ну, какие ж мы изгои» -
Семён тонко возразил:
- «Нетерпимы нам побои,
А врагов, … хватило б сил».
Джанибек лишь улыбнулся:
- «Хорошо, что ты вот так.
Я без зла» - и вдруг запнулся:
- «Что-то есть ко мне? Итак, …».
- «Кейстут к вам в Орду собрался
Ольгерда вернейший брат.
Как язычник весь заврался,
Ненадёжный в части плат.
Немцы вроде всех заели,
Будет помощи просить.
Врёт собака, неужели
С Литвы есть что теребить.
Этот варвар враг наш давний,
А мы все подвластны вам.
Просьба их вдвойне похабней,
Помощь им ущербна нам» -
Говорил Семён в волнении
И хан тут же всё понял.
- «Он у нас» - как в уточнении,
Джанибек сомнения снял.
- «Я уже их просьбу знаю
Ничего не обещал.
Ты глаза открыл, узнаю,
Если так, … чтоб не пищал» -
И он сделал жест знакомый,
Всем понятный, что убьёт.
- «Он давненько мной искомый,
Мне отдай, Ольгерд поймёт».
И Семёна предложение
Джанибек тотчас понял.
- «Забирай» - сказал: «Решение
Лишить жизни не принял».
Уезжал в Москву довольный,
Получилось, как хотел.
Пленник хоть и своевольный,
Присмирел, стал мягкотел.
Ольгерд тоже изменился,
Надо брата выручать.
Да и тон вообще сменился,
Перестал на всех кричать.
С Вильно прибыло посольство,
Пришло время говорить.
Не простое балабольство,
А пришли дела творить.
Князь встречал недружелюбно
Или просто делал вид.
Говорить о всём прилюдно
Не счёл нужным, долг велит.
В гриднице нашлось им место,
В зал приёмов не повёл.
Только старшим дали кресло,
Остальных, считай, обвёл.
- «Я вас слушаю панове
Или как вас надо звать? …» -
И умолк на полуслове.
А хотел не так назвать.
Вышел старший, седовласый,
Но Семён его не знал,
Ограничился лишь фразой:
- «Вот пакет, я не читал».
Взял Семён пакет небрежно,
Отломив печать, открыл.
Текст, написанный прилежно,
Настроение раскрыл.
Ольгерд автор сочинения
Вот какой он дал ответ:
- «Я другого нынче мнения
Как жить в мире больше нет.
И конечно понимаю,
Что тебе я проиграл.
А простишь ли ты, не знаю,
Но хочу закрыть прогал.
Предлагаю породниться,
Чтобы век не враждовать.
На Ульяне дашь жениться?
Я готов с ней доживать.
Пусть вдова отца и что же?
Я ровесник ей как раз.
Молодые ещё всё же,
Пара просто на заказ.
А племянницу Марию
За Кейстута под венец.
И закончим тиранию,
Положив вражде конец.
Я верну назад все земли,
Что успел завоевать.
Я прошу тебя, приемли,
Ты ж не глупый, чтоб познать».
Прочитав, сложил послание,
На посольство посмотрел.
- «Знали Ольгерда желание?»
- «Намекнул» - ответ созрел.
- «В таком случае вы сваты
И согласие я дам» -
Вдруг всё тело, как из ваты,
Как итог его трудам.
Через месяц были свадьбы,
Гостей Вильно принимал.
Были речи, дифирамбы …
Каждый важность понимал.
Как великую победу
Расценил это народ.
А до этого и шведу
Сделал в общем укорот.
Новгородцам дать раскрыться,
Стратегический манёвр.
Дал им снова утвердиться
И Москва им не суфлёр.
В этом скоро убедился,
Когда Магнус мир просил.
Прочно Север утвердился,
И частично обрусил.
Он отслеживал все факты
И Литвы к Орде подход.
Нейтрализовал контакты
С Джанибеком. Сильный ход!
Если б Ольгерд столковался,
Вместе немца разгромил.
Дерзкий ход … и план сорвался …
Семён Гордый победил.
Тридцать шесть лет ему было,
Возраст только созидать.
Без сует, ушло и сплыло,
Жизнь другую начинать.
Были к этому задатки;
Опыт, хватка и талант.
А политика без хватки
Откровенный дилетант.
В Москве был в авторитете,
В других русский городах.
И в Орде был на примете,
Мол, Великий князь не ах.
В Швеции теперь узнали,
Король Магнус уважал.
И с Литвой родными стали,
В Вильно, как домой въезжал.
Возраст чудный для свершений,
Претворить, что ждёт народ.
Откреститься от забвений,
Что Орде Русь просто плод.
Что придёт освобождение,
Что вассал для русских – стыд.
Что и дань, как принуждение,
Плачем кончится навзрыд.
Плачем радости конечно
И Семён готов не ждать.
Здесь нельзя вести беспечно,
Знал, что надо побеждать.
Но увы, всё враз померкло,
Мир как будто бы погас.
Моровая язва свергла
Все устои без прикрас.
Где-то в Индии, в Китае
Зародилась эта мразь.
Что да как никто не знает.
Но по весям понеслась.
А на Русь она попала
Из Орды, хан сам помог.
И Орда ещё не знала
Что их ждёт, какой пролог.
Джанибек помог Ирану
Сбросить Ашрафу Мелик.
Был эмир к Орде, как к хану,
Очень желчным, даже дик.
Хан давно уже стремился
Юг быстрей завоевать.
Бредил морем, даже злился
Если вздумали мешать.
И вот случай подвернулся,
Персы знали, что хотят
Им Кавказ опять вернулся,
А Кафу? Там лишь пригляд.
Через год у Джанибека
Был уже конкретный план.
Взять Кафу, затем опека,
Там весь Крым в ордынский клан.
Штурмом брать он не решился,
Взял в осаду и стал ждать.
Город многого лишился …
Лишь зубами скрежетать.
Генуя там процветала,
Был купцами наводнён.
Вот торговля и страдала,
Торг осадой потрясён.
До осады их партнёры
И Европа, и Кавказ.
Беки, графы, монсеньёры,
Паны, … все, как напоказ.
Вскоре в Средиземноморье
Генуэзцы фаворит.
Кафу стал им, как подспорье
Надо будет, усмирит.
И тут на тебе, татары,
Глава дож не ожидал.
Снять осаду бы и рады,
Но большой войны не ждал.
Осаждённые терпели,
Джанибек терпеть не мог.
А наказывать умели
Тех, кто слаб и одинок.
И задолго до похода
О чуме хан уже знал.
Что свирепствует без схода
На Востоке, ветер гнал.
Вплоть до Сирии, Египта
Докатился этот вал.
Не прошла и мимо Крита …
Мир такого не видал.
Джанибека не смутило,
Он был опытный боец.
Его даже возмутило,
Что чума, это конец.
Знал рецепты, Степь учила
Осторожность проявлять.
Как вести себя включила
В обиход и выполнять.
И приняв все эти меры,
Крымский своё поход начал.
Называл всех лицемеры,
Кто всех больше ныл, кричал.
Но чума была коварней,
Нежели предполагал.
И была неординарней,
А такой расклад пугал.
Пробралась-таки и в войско,
Осаждавшее Кафу.
А чумной уже не стойко
Вёл себя и ел чуфу.
Принимали, как лекарство
Земляной этот орех.
В кой-то мере и дикарство,
Но чума косила всех.
Хан не мог понять, в чём дело?
Как она попала к ним.
То ли с ветром прилетело,
То ль секрет какой, интим.
Что прервать не в состоянии,
Джанибек стал понимать.
Речь идёт о наказании
Сил небесных, доконать.
После длительной осады
Взять Кафу не удалось.
Кроме злости и досады
Ничего не родилось.
Очень часто обвиняли
В их способности грешить.
Что злодейство позволяли,
Когда силой не решить.
Хоть побед у них немало,
Понимали в битвах толк.
Многим рёбра обломало,
Не один навек умолк.
Родилась, как червь, обида,
Мол, купчишка, а стоит.
Не взывают, хоть для вида,
Знает – крепость отстоит.
Побеждённые в обиде
И не сдержанны, как факт.
Одуванчиком, как виде,
Разлетаясь прут контакт.
Джанибек глубокой ночью
В крепость трупов набросал.
Наблюдал за всем воочью,
Катапульты сжёг, списал.
От Кафы ушёл тотчас же,
Надо было всё понять.
Разобраться с каждым даже,
Где он смог заразу взять.
А заброшенный «подарок»
Эпидемию принёс.
Взрыв чумы был без помарок,
Разум весь буквально снёс.
Но по-разному влияла
Эта напасть каждый раз.
Где-то сразу убивала,
А кого-то прозапас.
И носить эту бациллу
Тот мог сутки, меся, год.
Посылал других в могилу,
Сам же жил, чихал впроход.
Так в Кафу чума задала,
Как отменный диверсант.
Скольких дальше бить послала,
Это был почти десант.
После снятия осады.
Кто был якобы здоров,
От чумы, как от досады,
Вновь домой без лишних слов.
Загрузив в трюма товары,
Спешно в Геную, как порт.
Что чума им, как навары …
И беда пришла на борт.
В портах Средиземноморья
Разгружали и навар.
Так чума от лукоморья
Расползалась точно дар.
Эпидемия бесшумно
По Европе разошлась.
Будто дьявол хитроумно
Расставлял ловушки всласть.
Только в Геную родную
Привезли купцы товар,
Разгрузавшие вживую
Увидали весь кошмар.
Болезнь, чуждая доселе,
Прям- таки валила с ног.
Хрип, дышали еле-еле,
Встать уже никто не мог.
Вся Италия мгновенно
Про чуму узнала вдруг.
Как огонь в степи отменно,
Пожирал людей вокруг
За Италией Европа;
Лондон, Рим, Париж, Берлин.
На восток уже без трёпа …
Пешт, Варшава, Галич, Клин.
Так косой, как символ смерти,
Мор людей, как поглощал.
В этой жуткой круговерти
Молох слабых не прощал.
В Риме в сутки погибало
Свыше тыщи человек.
Да и в Кракове немало,
Всё похоже на набег.
Пять-шесть месяцев «работы»
И «злой косарь» дальше шёл.
Там, где жили без заботы,
Всем занятие нашёл.
Не могла не знать Русь это,
Моровая язва есть.
Что Европа в это лето
Сократилась аж на треть.
Меры брони принимали,
Что могло в беде помочь.
Из Европы не пускали
И в Европу, кто непрочь.
И Семён, как князь Великий,
Делал всё, чтоб оградить.
Чтоб заразы даже блики
Не смогли Русь наградить.
Лично проверял Заставы,
Погранзоны навещал.
Чтоб намёка на отравы …
Мысли гнал, не допускал.
Люди князя понимали,
Исключён был саботаж.
Уважая, они знали,
Раз сказал, то не кураж.
Но усилия были тщетны,
Вскорь чума настигла Псков.
Так и стали неизвестны,
Кто принёс, с каких возков.
Это старый город русский,
Где чума открыла дверь.
И проход пусть даже узкий
Стал таким, глазам не верь.
И уже через полгода
Смерть у княжеских палат.
В Москве мор и толпы сброда,
Сотни, тысячи утрат.
Феогност скончался в марте,
Мудрый был митрополит.
И Алексий не в азарте
Принял Русь, как долг велит.
Так Господь распорядился
И Алексий понимал,
Не он к Богу подрядился,
Сам Всевышний нанимал.
И сейчас, когда все в трансе,
Пастве нужен был подход.
При душевном дисбалансе
Лишь молитву с обиход.
Невзирая на заслуги,
Молох жертву не жалел.
Князь боярин или слуги,
Для всех был один удел.
Боль пришла и в дом Семёна,
Умер сын его Иван.
Бога чтил, душа крещёна,
Был подвижный мальчуган.
И наследника потеря
Отразилася на всём.
Стал внимательней и веря,
Что другие не причём.
Сын Семён ещё остался.
Каждый день судьбу молил,
Чтоб его мор не касался,
Он второй преемник был.
В тот же месяц безвозвратно
И Семёна Бог призвал.
Боль утраты многократно
Сшибла князя наповал.
Тридцать шесть всего-то было,
Думал жизнь в его руках.
Всё куда-то разом сплыло,
А по сути это крах.
Заболел и сам князь вскоре,
Видимо не обошлось.
Не был значит он в фаворе,
Раз чуму принять пришлось.
И наследников не стало …
Но беременна жена.
Есть надежда, хоть и мало,
Может род спасёт она.
Первая жена Айгуста
Умерла при родах вдруг.
Но два сына, пусть не густо,
Всё ж остались, но … каюк.
Оба прожили недолго,
В раннем детстве мир погас.
Был вдовцом совсем немного,
Евпраксия, как заказ.
Но она была бесплодна
И пришлось отцу вернуть.
В Волок Ламском там свободна,
Сможет жизнь и повернуть.
И сейчас он умирая
Завещание диктовал.
Чтоб Мария невзирая
Род продлила, не пропал.
И беременной супруге
Всю Московию отдал.
Парень будут, по заслуге
Станет князем, не гадал.
Но не суждено случиться
И Марию Бог забрал.
Всё должно было смениться,
Но Семён уже не знал
Претендент один остался,
Сын Ивана Калиты.
Сам Иван не добивался,
Не испытывал нужды.
Когда стол освободился,
Претенденты тут как тут.
Суздаль вновь, как пробудился.
Константина вдруг сочтут.
Джанибек не размышляя
Брату тот ярлык отдал.
Так Иван не понимая,
Вдруг Великим князем стал.
Завещание Семёна
Исполнять никто не стал.
Перешли его знамёна
К тем, кто в общем-то не ждал.
Московская область. Дача.
Июль 2021 года.