В пору моего детства проживал в нашей деревеньке один чудной мужик. Звали его Ефимом. Нет, раньше он как все деревенские мужики, рукастый был. Всё мог сделать добротно, но после падения с телеги, с ним произошли такие разительные перемены, что селяне его просто перестали узнавать. А произошло это прошлой зимой. Поехал Ефим в лес за сухостоем, на санях, а вернулся пешим. Он уже загрузил и закрепил валежник и успел, немного, проехать, как перед носом коня вылетела птица и повозка помчалась. Большая сосновая ветка скинула с воза хозяина. Ударился он о пень и потерял сознание. Когда очнулся, пошёл по следу саней. Вдруг, его внимание привлек вывернутый, небольшой пенёк. Даже не поняв, для чего, он его поднял и понёс. Придя домой, он, первым долгом, занялся не дровами и конём, а именно этим пеньком. Короче, с этих пор у Глаши была уже не жизнь, а сплошная маята. Нет, с виду он был всё тот же, а вот умишком – уже не тот. С некоторых пор у него проявился дар, да такой, что не шёл он на пользу хозяйству. Он мог увидеть в какой-либо коряге, че-то образ. Разнесло сарафанное радио о том, что у Глашки, после травмы, необычным стал мужик. Его волновала красота, а хозяйство ему стало по боку. Правда, как мужик, он Глашу, продолжал устраивать, но вот хозяйская жилка в нём, напрочь, исчезла. В облаках витал. Всё бы делал, какие-то поделки из дерева, для украшения жизни, как он говаривал. Люди его не понимали и, в первую очередь, Глаша. Вроде, мужик, как мужик, всё при нём, а вот поди ж ты, непригоден стал для хозяйской жизни. Она постоянно его за это пилила. -Ну, скажи, на кой тебе ляд эта коряга? На что тут зариться? Замаешься рубить, чтобы в петь отправить. Да и тепла-то от него с горсточку, ворчала она. –Ну, зачем же сразу в печку, Глашенька, заискивающе говори Ефим, я из него такое чуда сотворю, будут тебе завидовать все соседи, да и не только они. Вишь, это баба развалилась на дереве, будто загорает, показывая ей на горбатый нарост на обрубке дерева. Вот тут, показывая на другую корягу, зайчишка спрятался в кустах, говорил он с жаром. – Как с телеги свалился, так совсем умом слаб стал? До кеих пор, Ефим, ты будешь в облаках витать? Уж вся деревня над нами потешается. Забор повалился. Ворота, как бык к ним приложился, так и стоят не ухоженные. Телега уж, ревмя ревёт, чтобы её починили. Крыша на доме прохудилась, да и сам дом уже на коленях стоит, а тебе, блаженному, красоту подавай. Вначале приведи в порядок хозяйство, а потом уж тешь своё самолюбие, ворчала она. – Всё это мелочи быта, Глашенька, а красота… Красота она требует жертв, тиха оправдывался он. – Поросячья колода уже рассыпалась. У курей наседало, того гляди на землю рухнет. Яйки-то не чураешься есть, ан нет чтобы им наседало наладить и гнездовья подправить. Ты чё, думаешь, один ты такой грамотнющий? Пошто бы тебе не сделать колоду, да с башкой поросячьей? И свиней бы удивил, и своё самолюбие утешил. Или на новом наседале деревянного петушка пристроил. Заменил бы сломанные доски на воротах и окаймил бы какой красотой, ан нет, натаскал с лесу разного барахла, ходи об него запинайся. Вон и порося бок себе поранил. Говоришь, что Верного любишь. Странная у тебя любовь получается, коли будка стоит рядом, а попользоваться пёс ей не может-вырос из неё. Зима на носу, а где ему прятаться от непогоды? Ты, небось, опять сбежишь на печку, да под ватное одеяло. Вот и выходит, что никого ты не любишь, окромя своих дурацких идей. Сгоряча, она схватила толстый дрын и так саданула по Ефиму, что тот кулём свалился ей под ноги, ударившись головой о корягу. Глаша никак не ожидала такого результата и сначала, замерла от страха, потом сообразила и, молчком, побежала в избу. Схватила с полки нашатырь, понеслась обратно. После нескольких мазков нашатырём у носа, Ефим пришёл в себя. Увидев, над собой жену, он, сильно, удивился, что лежит на земле. –А чё это я тут развалился, ты не знаешь, Глаша? –Да откель мне знать, ты понёс еду поросям, долго не было и я вышла во двор, а ты тут лежишь, растележился, вот я и метнулась за нашатырём, не моргнув глазом соврала Глаша. – А чё это будка у Верного такая маленькая, откель ты её припёрла. – Здрасьте вам, я же и виновата.Ты чё, совсем умом долбанулся? Ведь эту будку ты сам год назад и сделал, возмутилась она. - Видать и прям, долбанулся, сказал он, трогая ссадину на голове. Кажись, я поранился. Чего сосулькой застыла, тащи йод, да замажь, кабы грязь туда не попала. – А чё это у нас в воротах дыра? Кто буянил, что ли, снова спросил он. Жена опешила от такого вопроса. Ей стало понятно, что память к нему возвращается, а вся ли? Ничего не ответив, она поспешила за йодом и обработала мужу рану. – Так чего у нас приключилось во дворе, коли такая дыра в воротах, спокойно спросил он. –Да ничего особливого, видать, Борька проверял свои рога на прочность, сказала она. –Ну и как, выдержали рога то, снова спросил Ефим. –Да куды ж им деться, ничего с ними не сталось, а вот ворота пострадали. –Ворота, дело поправимое. Пойду сейчас же и налажу, вот только поросям вывалю и замер, глядя на сломанное корыто. Мать, а где у нас старое железное корыто, принеси его, покуда в него вывалю корм. Направлю колоду, а уж потом и за ворота возьмусь. Попозжа новую колоду им слажу. – Господи, нет худа без добра, кажись Ефимка стал прежним, подумала она и быстро пошла за корытом. Сколько ещё его ожидает открытий, не совсем приятных. О том, что память вернулась к нему благодаря дрыну, ему знать не зачем. И так хлопот полон рот его ожидает.
,