Полина Никаноровна, прости!
вчера я на балу, вкушая вина,
признался девушке лет двадцати пяти,
что лишь тебя люблю, люблю взаимно.
Не надобно мне женщины иной,
ведь ты - моя вторая половина.
Я был, как все заметили, хмельной
и перед Богом, стало быть, невинным.
С той девою лет двадцати пяти
лишь о тебе одной мы говорили.
Полина Никаноровна, прости,
в конце мазурки к ней мы укатили.
И снова вспоминали о тебе,
как ты нежна, красива, благородна
и что непредсказуемой судьбе
свести нас было, видимо, угодно.
Ты - женщина, о коей до утра
с девицей юной восхищаться можно.
Я знаю, дома должен быть вчера,
но это оказалось невозможно.
Старинные часы ещё идут.
Я вижу, что на них пробило восемь.
Час неурочный, но я всё же тут -
в твоей усадьбе средь дубов и сосен.
Твои глаза наполнены тоской
и видно по лицу, что ты в печали.
А что за хлыст сжимаешь ты рукой?
Не им ли лошадей вчера хлестали?
Полина Никаноровна, не плачь!
Не тычь иглою острой в куклу Вуду.
Ну ты же дама, ты же не палач,
хотя я чую, что наказан буду.
БальзамоВ