Дорогой друг!
Ты спрашиваешь меня, как не ошибиться с выбором профессионального пути. Если честно, у меня нет ни одного дельного совета, но я могу рассказать тебе свою неидеальную историю, выводы из которой мне неясны до сих пор.
Моё поступление в Регентскую школу было желанным, взвешенным и вполне логичным продолжением восьмилетнего клиросного пути. Согласись, восемь лет – достаточный срок, чтобы испытать себя на прочность, чтобы столкнуться с выгоранием, чтобы разочароваться и очароваться вновь. Мой плеер был наполнен духовными песнопениями, я бережно собирала партитуры и часами играла их на фортепиано. Рядом с духовным было место и душевному: гитаре, бардовским песням у костра, музыкальной группе и не вынимающимися из ушей наушникам. Одним словом, я поступала туда, куда меня тянуло тоскующее сердце (со мной ли это было, друг?).
Вначале я вытащила из ушей наушники. Потом отвезла домой пылившуюся гитару. Потом перестала петь для души. Я думала, что становлюсь духовнее, но на самом деле я просто приближалась к музыкальному равнодушию. Да, я делала всё, что от меня требовалось: ходила на пары, писала конспекты, разучивала гаммы. Я делала всё, что от меня требовалось, а надо было делать больше. И этого «больше» во мне не было.
Друг, я чувствовала себя обманщицей, ведь не слышала того, что слышали (или делали вид, что слышали?) другие. Но говорила: «Конечно, я слышу!» Ведь признаться, что ты не видишь ангелов, когда ближние описывают цвет их крыльев, очень неловко. Сегодня я со стыдом и облегчением признаюсь тебе: я не знаю разницу между душевным и духовным, не вздрагиваю сердцем от фальши, а ещё (только не падай в обморок) до сих пор имею смутное представление о том, где находится опора. Одним словом, оказалось, что я – посредственность. Такое иногда случается, друг.
В духовых учебных заведениях звучит много музыки, а значит и музыкальной критики: сопрано занижают, тенора завышают, диакон (хи-хи-хи) не вступает в тон, читок неровный, концы рваные... Возможно, это объективно, возможно, необходимо для роста. Но не из моих уст. Потому что когда человек, поющий с погрешностью в пол-октавы, критикует поющего с погрешностью в полтона – это свинство (прости за мой французский, друг). Из меня не получился высококвалифицированный регент, но я надеюсь, что получился честный человек. И если я вижу бревно в своём глазу и слышу его в своём голосе (а я вижу и слышу), то мне ли заниматься чужими соринками?..
А регент должен заниматься. И думать, выходя к хору: «Да, я не идеален, но Господь поставил меня на это место, и я выложусь на 100%». По крайней мере, я бы очень хотела так думать, но не могла. Потому что (увы) выкладывать мне было совершенно нечего. Потому что я знала, что хор (спасибо, хор) прекрасно споёт всё сам, ведь мне не хватит навыков ни для того, чтобы сбить, ни для того, чтобы вдохновить его на что-то большее. В мире музыки я осталась нефункционирующим винтиком. Впрочем, вру. Я была очень ценным винтиком, способным конвертировать семинотный концерт в 33-хбуквенную статью. Но ведь это уже выходит за рамки профессии «регент»?..
Лечение требует диагноза. Какой же поставить мне: профессиональное выгорание, синдром самозванца, духовный кризис, элементарная лень? А может, я не больна? Может быть, когда человек с печалью констатирует факт, что он – условно съедобный груздь, а не благородный боровик, то это не болезнь, а правда?.. Я не знаю, друг, а Он молчит.
Жаль, что в годы учёбы я не смогла понять себя и происходившие внутри меня революции. Что испугалась облечь смутные чувства в слова, что постеснялась открыться своим близким, что не спросила совета у мудрых, что позволила лёгкой простуде вопросов развиться до рака глубоких сомнений. Метастазы проникли и в мою веру, и в мои отношения с близкими... А ведь этого можно было бы избежать.
Ты спрашиваешь, буду ли я регентовать? Конечно, да. Но только при условии, что я действительно буду нужна. На безрыбье и рак – рыба, а я очень даже хороший рак. Я знаю службу (не идеально, но всё же) и могу показать движение мелодии рукой (не по-консерваторски, но хор поймёт). Просто теперь я не ощущаю клирос как главное место своего служения (может, пишущая я принесу больше пользы?). Просто теперь мне важен не напев «Херувимской», а смысл тайных молитв (может, я усвоила главные уроки?).
Давным-давно один знакомый сказал мне: «Жизнь – уравнение со множеством неизвестных». И сегодня я спрашиваю тебя: было ли моё решение уравнения ошибкой? Я считаю, что нет. Да, я не нашла числового значения переменной. Но зато узнала, какого она цвета... Мой «икс» оказался красной буквой «Х» над Царскими вратами. И ради этого открытия я не задумываясь поступила бы в Регентскую школу заново. Я вынесла из Лавры столько, сколько смогла взять (и никто не виноват, что ладошки у меня оказались такими маленькими).
Надеюсь, у тебя в жизни всё сложится правильней. Ну а я благодарю Бога за подаренную мне тропинку, по которой я, спотыкаясь и падая, иду к настоящей себе.