На флюгере звезда – что сахарная крошка.
В разрывы серых туч, как сплетница в окошко,
Таращится на лес мордатая луна,
И в полночь, как всегда, он восстает от сна.
Вон там, где хлам веков небрежной грудой свален,
Он воздвигается средь сумрачных развалин.
Он слышит тишину и зрит сквозь темноту:
Вот пляшет ведьмин дух на рухнувшем мосту,
Вот ясень молодой пробился в сорной куче,
Вот остов ящерки, и выползок гадючий,
Потерянно скулит в часовне мелкий бес…
Тут вотчина его, он в кажду щель пролез,
А в облике слились и низость, и величье:
То крысье промелькнет, то кОшачье, то птичье.
В очах – холодное и злое торжество.
Во внутреннем дворе приветствует его
Давно издохший пес всеподданнейшим лаем.
Он меж нагих стропил скользит, неосязаем,
Привольно здесь ему. Беззвучно хохоча,
Зеленое вино пьет с лунного луча.
Над крышей высоко, прозрачный и бесплотный,
Так вьется с ветром он легко и беззаботно!
И козодой кричит, и ухает сова…
Кто жить не принужден – тому не выживать.
Ни герба, ни щита, ни имени, ни рода.
И ров давно – овраг. Берет свое природа.
Кем был он – клириком, девицею, пажом?
Привычкой да плющом лишь держится донжон.
На крыше ли сыскать, в покинутом ли храме
Иль в погребе пустом растерзанную память –
Лоскут истлевший от былых страстей и смут?
Так без нее легко – и тягостно ему…
28.7.21