Отшумела сень алей… не трепещут кроны…
источили нас в ночи́ хвори–короеды…
На растреснутом челе, скорбью пропылённом,
в тесноте кругов–морщин накопились беды.
Мы терпели не от гроз… Заживляли раны,
оплатив свой каждый день сенью да плодами.
Не осталось больше слёз, смоляных, шафранных…
даже преданная тень распростилась с нами.
Не прикрыть остатков плеч заскорузлой кожей,
и отбились от корней юные побеги…
Что сумели уберечь?.. – пьедестал для кошек,
иль подмостки для сверчков, гениев элегий?
Но… слышно́ сквозь сон порой то, чего уж нету;
мнится, ветер озорной путает прически…
Эх, тряхнуть бы сединой – дать побеги к лету!..
Да теснит упрямый строй саженцев–подростков…
Всё раздали, что смогли, – алчным и жестоким:
чем дышали, чем цвели, соки, плоть и деток…
Вот бы корни из земли вытянуть, как ноги…
да растаять бы вдали, там – в лучах рассвета!
Да, порой уходят пни, по ночам, неслышно…
в кущи те, как ни ищи, не ведут дороги:
там топор не застучит, там не будет лишних…
В том краю цветут они… и нет в раю двуногих!