Ореховая паста или сетература под соусом Поэзия

Нью-Эвелин
               
Наверное, у каждого любителя современной поэзии, имеется список авторов, без которых он с трудом может представить нынешний поэтический мир или своё знакомство с ним. В этом списке могут находиться как известные поэты, так и весьма скромные, возможно, давно выпавшие из сетевого пространства. Список такой есть и у меня, в виде мысленных закладочек, к которым я периодически обращаюсь, когда назревает желание кого-нибудь перечитать. Например, Ёлку Моталку. На её стихирной странице давно не появляется новых стихов, и сама Ёлка не появляется, но стихи живут своей жизнью, продолжая очаровывать читателей несмотря на то, что в её произведениях нет ничего громкого, ошеломляющего – тихая, трогательная лирика. Однако, по прошествии времени аура текстов не разрушается, как это случается с некоторыми популярными стихами, пестрящими метафорами и отличающимися небанальными поэтическими приёмами. Читаю Ёлку не первый год, а всегда – словно заново. И всегда полное погружение в атмосферу текста, взять хотя бы нижеприведённое стихотворения Ёлки. И вот уже не ЛГ, а я сама сижу на этой парковой скамейке: влюблённая, растерянная, пытаясь в ослабевающих солнечных лучах добрать уходящее тепло. В качестве тепла получаю строки для своего новорождённого стиха, которому предстоит затеряться в потоке сетературы, потому что он, собственно, ей и является, в отличии от произведения Ёлки Моталки.

почти осень

Вот уже похрустывает август
Глянцевой оберткой от конфеты.
Я в осенней памяти останусь
Лишь забавной рифмой к слову "лето".

Ткани чем прозрачней, тем дороже.
Никакого ситца и сатина.
Солнце льнуло к удивленной коже
Темно-рыжей ласковой сангиной.

Только я опять не угадала -
Видимо, наряды были плотны.
От июля мне не перепало
Даже золотистого налета.

И теперь в каком-то пыльном парке,
Воспаленных глаз не открывая,
С чьих-то губ, растерянных и жарких,
Торопливо лето добираю.

Узкую зеленую скамейку
Даже через платье плавит тело,
И скользят испуганно бретельки
По плечам моим незагорелым.

«А что такое сетература и почему в ней так легко заблудиться?»  – спросит кто-нибудь, и никто толком не сможет ему объяснить. Хотя, вывод после приведённых выше слов (о долговечности настоящих поэтических текстов и мимолётности переработанных) будет напрашиваться совершенно очевидный. Ёлка Моталка – одна, а нас, вдохновившихся и упаковавших в эффектную обёртку строки, сотни. Ну что вы предпочтёте, мамины блинчики с секретной начинкой, возможно слегка подгорелые, но приготовленные по воле вдохновения или похожие друг на друга блины из фастфуда, изо дня в день рутинно выпекаемые каким-нибудь третьекурсником по заведомо отработанной программе? Впрочем, эти блинчики могут быть весьма ароматными и вкусными, а их реклама такой впечатляющей, что слюнки потекут задолго до сеанса дегустации. Гуляя по Питеру, я наткнулась на рекламный щит «Суп, как у тайской бабушки». И хотя, далеко не каждый разгуливающий по набережной, имеет представление, что за супы готовят тайцам их бабушки, жертвой маркетинга может стать, кто угодно. Сетература подобна таким щитам – зазывающая, даже вызывающая, она, конечно, привлекает внимание оригинальностью наружности. И рекламируемому супчику она подобна – поглощается в один присест, не оставляя послевкусия, а на месте изображения тайской бабушки с супчиком завтра может появиться итальянский дедушка с пастой в ореховом соусе. Такую пасту, вы отведаете в любом уголке мира, при этом создателем оригинального рецепта останется, допустим, некий Джованни или не некий, а тот самый обожаемый публикой Джованни, тем не менее, по ошибке добавивший в макароны арахисовое масло вместо болоньезе. Сетературные поэты не живут своим опытом, они проживают чужую жизнь, преобразовывая её в текст. Как программисты создают код, при помощи алгоритмов, так и они из готовых метафор и интонаций получают нечто похожее, принимаемое обывателями за поэзию. Преобразовать собственный опыт в образы сетературщики не в состоянии, они не сочиняют миры, они тиражируют чужие представления об этим мирах. Поэтому в их текстах вы не нащупаете автора, его индивидуальность и неповторимость. Отсутствие имени под произведением может сбить вас с толку – автор будет как бы узнаваем, но никого конкретно назвать вы не сможете или накидаете с десяток стихотворцев, непричастных ни коим образом к анонимному стиху. На одном из литфорумов я наткнулась под своим анонимно опубликованном стихом на такой диалог:
 – Чьи это стихи, вроде знакомый автор?
 – Имя этому автору – сетература!
Принцип рождения сетературного текста сродни фольклорному жанру (с миру по строчке – автору стишочки), с той разницей, что сетературные перепевки не настолько явные, как те же частушечные куплеты, да и собственный мотив через многоголосый хор время от времени у некоторых авторов пробивается.
В завершении статьи хочу заметить, что не всегда, а на литературных сайтах я обитаю с 2005-го года, к сетературе относились пренебрежительно. Ещё лет десять назад сетевыми авторами (авторами сетературы) принято было называть поэтов, чьи стихи получили широкое распространение в сети. Тех, кто, подрастая на глазах читателей, обретали свой голос, возможно, не догадываясь, что интернет-пространство отдавало им всё лучшее, что было на тот день.