(предыдущий фрагмент главы-повести «Купеческая вдова» из романа «Евгений О»
«18. Срывать инкогнито с гордячки. Онегин»
http://stihi.ru/2021/07/31/6431)
Поручик Ржевский принародно
Кого любил, кого бесил…
Мог осмеять неблагородно,
Как полагалось на Руси.
Боец особенного фронта,
Блистал он там на пике сил,
Где план прироста генофонда
Побольше бестий запросил.
Припомним Анну и Одессу.
Пред Анной Ржевский – ухажёр.
Поручик Анну-поэтессу
В глуши выгуливал – хитёр!
Там ни подруг нет, ни сестёр.
В саду тенистом – рай под сенью,
На лике дамы – грёз печать:
– Я нынче склонна к опасенью,
Что вы умеете кропать
Одну фривольность. Шарм на спад!
Поручик, вы всю жизнь со всеми
Стремитесь пошло переспать?!
– Ваш верный пёс, я о вкусняшке
Сейчас мечтаю вам под стать.
Что мне хотели бы вы дать?
Мадам, я трезво без рюмашки
Прошу как пёс, а не как тать!
– Ромашку. Я хочу… гадать, –
В саду жеманница, с ромашки
Срывая первый лепесток,
Сказала. – Ржевский, все замашки
Я ваши знаю. Лепет строк
Всех мадригалов пошлых ваших
Я тоже помню назубок.
Взгляните-ка на лепесток!
Им восхитятся даже камни!
Скулящий пошлости щенок
В ответ заслужит лишь пинок.
– Мадам, два ваших лепестка мне
Милей! Уж я у ваших ног!
Сонетов целый вам венок
Я наплету, но полигамней
Меня нет в свете! Я не Гамлет,
Но Бог дал юркий мне клинок!..
. . .
Поручик в избранные годы
Уже был славный пародист.
Творил на этой почве шкоды
Он, как заправский аферист,
И мог любые обороты
И тембры лиц любой породы
Озвучить – смел и голосист.
У некой дамы от природы
Был низкий голос, прям мужской.
И неминуемо такой
Особенностью спьяну Ржевский
Сумел воспользоваться дерзко.
Перед начальством жалкий гном,
Пред подчинёнными – дракон,
В его полку майор был мерзкий.
Майор, от Ржевского тайком,
Злословил и, в ущерб для Сашки,
Начальству лживым языком
Трендел про Сашкины промашки.
И от такого барабашки
В полку несладко было Сашке.
Сам с каждой кляузой знаком,
Поручик – оправданья тяжки –
Не мог считать их пустяком,
Но и, не бывши дураком,
Не склонен был к прямым раздором,
Но наказал майора он,
Не выступая бузотёром…
Однажды за глухим забором
Майор услышал голоса.
Заинтригован разговором,
Не мог он разве что глаза
Свои задействовать, вникая.
Речь шла о нём, причём такая,
Что в краткий срок майор сомлел
И отрешился вмиг от дел,
А в вожделенье – стал неистов.
Знакомой дамы тембр басистый
Вещал о горестях любви.
Слова слетали, как рубли,
И, как в ладошку побирушке,
Майору западали в душку.
– Уймитесь, Ржевский, я люблю
Не вас, а вашего майора.
Я до утра порой не сплю
Во власти чувственного вздора.
Увы, не мой он ухажёр,
Чтоб для меня сыграть мажор,
А сам-то нравится мне многим.
Я в грёзах вижу, как майор
Мне расцеловывает ноги,
А расцеловывает всласть
От самых пят по всей длине их.
Лобзанье ног… при разных мненьях…
Уж для меня, признаюсь – часть
Мне недоставленного счастья.
На мне, к тому же, нету блох…
– Я б тоже был для вас неплох…
– Майорского хочу участья,
Но и стыжусь своих же ног.
Они ведь у меня кривые:
Как у калмыка – колесом.
Взгляни, пока без головы я,
И посочувствуй. – Да, кривые…
Однако, коль забыть про сон,
Для стычки страстной – боевые!..
«Забор стоит сплошным листом…
Да где ж тут щели смотровые?! –
С досадой мысленной майор
Готов уж был прогрызть забор
Иль поискать в траве топор.
Но вскоре Ржевский и бедняжка
Ушли – никто бесстыже ляжки
Перед майором не простёр.
Но на душе его – простор!
Майор расчувствовался: вот ведь
Как он красоткой-то любим!
Её доверье заработать
Сумеет он, лишь он один!
Майор был трезвенник с рожденья,
Но мог шалеть от возбужденья.
. . .
Не унывая и весьма
Блистая дерзостью ума,
Поручик в хохмах закалился.
Как бы позвав всех за кулисы.
С друзьями Ржевский затаился,
Чтоб за майором наблюдать.
Что ж тот предпримет, интересно?
От зла б отречься наотрез, но
Юнцу горячему под стать,
Майор вскипел, вспотел – видать,
В одежде телу стало тесно.
Охвачен жаждой обладать
Влюблённой женщиной, он резво
За дело взялся, вопреки
Тому, что прежде сам же трезво
Свои просчитывал шаги.
Друзьям шептал поручик: «Чую,
Майор припёрся не в пустую.
Судите по его мудям:
Объём не столь уж ограничен».
Вальяжно, словно городничий,
Майор приблизился к мадам:
– Как рад, сударыня, я нынче
Застать одну вас в этот час!
Соседка не пришла в экстаз,
Но всё ж кивнула благосклонно,
И претендующий на лоно
Желанной женщины, майор
Пошёл молоть фривольный вздор.
С уклоном, в общем-то, постельным.
Цинизму тут был дан простор,
И с изумленьем неподдельным
Сидела в ступоре мадам.
В глазах протест: «Я вам не дам!
Вот вам рука моя, лобзайте
И возвращайтесь вновь к гостям».
Майор, же в искреннем азарте
Окинув взором тонкий стан,
Упал не вдруг к ногам твердыни,
Не потеряв своей гордыни.
Майор уверен был, что он
Услышит, став тому залогом,
Лишь сладострастный женский стон –
«Спасибо», в пику злым упрёкам.
– Я одарю вас сразу многим.
Шквал счастья к вам придёт извне.
Я обожаю ваши ноги
Во всей их редкой кривизне.
Я вас избавлю от стесненья,
Плоть ваших ног расцеловав! –
Засуетился гость, вертляв.
И тут предел её терпенья
Иссяк: хам преступил черту,
Задрав ей юбки к животу.
И загудел, на удивленье,
Бас бабий, дьякону под стать:
– Да как столь дерзким оскорбленьем
Меня вы смели унижать?!
Да ног, прямей моих, в округе
Никто не может показать!
Прочь уберите ваши руки –
Вам жаль их будет потерять!
Оторопел он и в итоге
Вскочил, сгорая от стыда.
Майор запомнил навсегда
Её и впрямь прямые ноги.
Как зверь разбуженный в берлоге,
Мадам вспылила. В эпилоге
Под звук пощёчины майор
Едва унёс свои же ноги
Куда-то аж до Холмогор.
А зрители? Их дружный хор,
Ещё таясь, давился смехом.
Хам был причислен к неумехам
И опозорен средь гусар.
Чуть не хватил его удар,
Когда гулять по белу свету
Пошла молва про хохму эту.
. . .
Кто вольный путник, кто наймит,
Сама Судьба определит,
Свои закидывая сети.
Иль ублажит, иль отрезвит…
Без доброй выпивки и снеди,
Без равноправия в беседе
(Причём и взор ещё закрыт),
Езда в карете уморит,
Но важно то, что будет после.
Приём горячий? Злые козни?
Хоромы или чей-то скит?
Сластолюбивые коллеги,
От наставлений аж устав,
Их заучили, как устав.
Ещё не видя привилегий,
Сжились с издержками забав.
Явились гости не на ужин.
Тот орган, что давно натружен,
Готов у каждого к труду
И с ожиданием в ладу…
Но вот язык почти прикушен.
Для госпожи и для господ,
Хотя во тьме путь крайне скушен,
Всё устоялось без хлопот:
Солирует в карете Ксюша,
А у мужчин активны уши…
Кажись, подъехали. Ага!
К карете выскочил слуга,
Забрал у Ксении записку,
Чтоб вновь удариться в бега.
Опять ни шороха, ни писка
В карете, где царит солистка.
А ведь совсем уж где-то близко
Тепло чужого очага.
Ну, право, Ксюша – аферистка!
Лишь через пять минут нога
Её ступила из кареты.
Из дома вышла к ней без света
Хозяйка. На лице – вуаль.
Ей в темноте сия деталь
Была нужна для подстраховки,
Чтоб кто-нибудь, излишне ловкий,
Не проявил случайно прыть,
Спеша инкогнито раскрыть...
(продолжение в http://stihi.ru/2021/09/04/6999)