Я пью за всё, что, в сущности, люблю –
за верность слову, долгу и отчизне.
За смелость, за презрение к рублю,
за всё, чего так мало в этой жизни –
за доброту, за искренность. За то,
чтоб совесть среди нас была уместна.
Я выпью и за скромный отчий дом,
и за отца, – пропал, где не известно.
Я вспомню всё и даже из того,
как жизнь мне раскрывала свои тайны.
Есть стопка для соседа моего,
вновь вовремя зашедшего случайно.
Я выпью за тот голос с хрипотцой,
сквозь треск помех в былом не раз звучавший, –
из вежливости, помню, в час ночной
в гудках коротких вдруг не пропадавший.
Я выпью с ним, – Серёге всё равно,
ему б налили, – выпью за Маринку.
С ней в юности гоняли мы в кино,
чтоб позже с мужем танцевать лезгинку.
Я хлопну рюмкой весь подлунный мир,
пройдусь по рёбрам всей незримой сути.
Я скатерть пальцем испишу до дыр,
чтоб по́ уши погрязнуть в пьяной мути.
В конце концов, опять приду к тому,
что жизнь достойна только созерцания.
Соседа тихо провожу домой,
вновь отложив духовные искания.
И стану мирным – сердцем и умом.
Кто б оценил – как кроток я желанием.
И возлюблю себя – в себе хмельном,
и без соседа слажу с мирозданием.