Современная женская поэзия
Лана Яснова: «И ТОЛЬКО МУЗЫКА ГУДИТ ВО ВСЮ ШМЕЛИНУЮ ОКТАВУ…»
http://stihi.ru/avtor/fotos
Марианна Боровкова: «И СОГЛАСНЫЕ ЗВУКИ СОГЛАСНЫ СО МНОЙ…»
http://stihi.ru/avtor/mborovkova
В последнее время особенно поразили меня два имени, две поэтические концепции, если можно так выразиться, – это Лана Яснова и Марианна Боровкова. Обе они не так давно были представлены в известном поэтическом альманахе «45-я параллель» превосходными подборками стихов, мимо которых невозможно пройти, не вчитавшись, не замедлив бега…
Они очень разные, в чём-то даже противоположные друг другу – по складу мышления и темпераменту, по тембру поэтического голоса и внутренним установкам, по выбору образной палитры и средств выразительности. Но несомненно одно: их объединяет многогранный блеск ума и яркая смелость высказываний, а главное – самобытность и независимость дара. Слова Боратынского про лица необщее выраженье – это как раз о них, о моих сегодняшних героинях.
И мне очень хочется поделиться своими впечатлениями об их поэзии, радостью своих открытий и обретений. Тем более что за творчеством обеих поэтесс слежу вот уже несколько лет со всё возрастающим интересом и волнением.
Лана Яснова родилась в городе Ефремове Тульской области, затем жила в Москве, после – училась в Сыктывкарском и Санкт-Петербургском госуниверситетах, а в настоящее время живёт и работает в Белгороде. Лана – филолог-русист, доктор филологических наук, профессор НИУ «БелГУ». И, надо сказать, этот глубокий и всесторонний, практически научный подход к слову, выверенность формы, отточенная скрупулёзность всех построений и одновременно полная свобода в поиске метафор преобладают в её поэзии – тот случай, когда профессия и призвание в человеке образуют единое целое, что, собственно, и называется, наверное, характером и судьбой.
Поэзия Ясновой – высокая неоготика, безудержный, фантастический полёт при абсолютно безупречной графике. В лучших её стихах так и видится мне воплощённый в реальность, оживший чертёж эпохи Возрождения – какой-нибудь гениальный набросок Леонардо да Винчи или Донато Браманте, неожиданно материализовавшийся в поэтическую субстанцию. Каждое стихотворение этого автора – сложное и в то же время изящное архитектурное сооружение, где мысль преображается в слово столь непредсказуемо и оригинально, что не всегда удаётся раскусить таинство технических приёмов – то самое загадочное «как это сделано?», ловишь себя на том, что не способен заглянуть на авторскую кухню, угадать причинно-следственные связи образных сцепок – а это уже высший пилотаж мастерства!
Вообще Лане Ясновой присуща почти мужская манера письма – полотно стиха плотное, слог густой, ничего лишнего, никаких уменьшительных суффиксов, никаких не органичных для текста эмоций: ни грамма воды. Однако при такой твёрдой ювелирной выверенности – полная пластичность речи, стройная слаженность всех её компонентов, безукоризненная звукопись, – а это всегда свидетельство абсолютного поэтического слуха автора. Как несомненная прерогатива мужского склада ума – и редкостная, блестящая парадоксальность ясновских поэтических ходов, заставляющих читателя с неослабевающим вниманием следить за действием. А ещё – необъяснимая, неуловимая, та самая божественная иррациональность, что присуща только большой поэзии.
И хотя несомненно влияние Бродского и Цветаевой на тональность и лепку ясновских стихов – однако эти глыбы не подмяли под себя её поэтику, а напротив, высвободили в ней сугубо самобытные нотки, вылепили её экзистенциальное естество, дали хорошую прочную базу для развития собственного, неподражаемого поэтического голоса.
Очень показательно в этом отношении стихотворение «Пророк», в котором ещё и очевидна перекличка с одноимённым пушкинским стихотворением. Можно, пожалуй, назвать его программным – настолько выпукло даётся здесь авторское видение предназначения и самоидентификации поэта:
Слова увековечат имя,
но слово – только перифразис
души –
зашкафный космос, фазис:
в твоём листе – твоя пустыня
и твой отшельничий оазис.
Стоит ли говорить о лексическом богатстве, благодаря которому Лане Ясновой подчиняются, кажется, любые словоформы и конструкции! Здесь тоже, кстати, эрудиция и образование идут на пользу дару, делая стихи Ясновой продуктом не праздного чтения, но источником духовной пищи высшего порядка и поводом для серьёзной работы души и ума.
Да, читать такую поэзию непросто – это не дорожное чтиво и не легковесные «пирожки-потрошки», не требующие умственной мускулатуры. Для восприятия поэзии такого уровня необходимо, конечно, иметь нечто за душой – а именно многоярусный опыт чтения: от простого к сложному, определённый кругозор и, безусловно, нерядовое образное мышление, без которого не только писать – но и читать стихи не стоит и начинать. Впрочем, уверена, что для истинных ценителей поэтического слова стихи Ланы Ясновой – настоящий праздник духа и подлинное наслаждение. Это поэзия для гурманов в самом лучшем смысле – и тем не менее каждый может попытаться её продегустировать (а по мне – так и причаститься!) и найти что-то на свой вкус и запрос.
И я с удовольствием представляю небольшую подборку стихотворений этого неординарного автора.
ПРОРОК
Поэт, не спрашивай пророка
(к чему тебе его виденья?) –
пусть льётся свет из поздних окон,
и жизнь случится – ненароком,
как неизбежность пробужденья.
Плати своей привычной данью –
дерзай, пока не полыхнули
на языке – в неясном гуле –
твои слова, как содроганье
небес далёкого июля.
Слова увековечат имя,
но слово – только перифразис
души –
зашкафный космос, фазис:
в твоём листе – твоя пустыня
и твой отшельничий оазис.
Не обойтись необходимым,
но оправдаться больше нечем
за праздный труд и долгий вечер,
где шестикрылым серафимом
коснётся губ дыханье речи.
ПОЛЁТ ШМЕЛЯ
Как замыкание в сети –
ни звука внешнего, ни света:
забыться, спрятаться, уйти –
и находить себя при этом,
как шмель – над чашею цветка –
гудит, не замечая гула.
А правда с ложью так близка,
как будто правда – обманула,
и горек мёд, и сладок яд,
когда рванёшься бестолково
на этот праздный аромат
едва угаданного слова –
безумный выкрест, неофит,
покорный новому уставу.
И только музыка гудит
во всю шмелиную октаву.
И кружат, словно карусель,
соединяя слог и ноту,
цветок, и музыка, и шмель,
и между ними – что-то. Что-то...
* * *
Иные дни хорошо пробовать на вкус,
а иные – на ощупь.
Рэй Брэдбери, «Вино из одуванчиков»
Миры постигают на ощупь –
руками – как выпот и росчерк,
как воду и хлеб, как подарок.
Вот только бы мысли – попроще б –
и твердь под ногами – поплоще,
и будущий путь – без помарок.
Душа и глаза – близоруки,
обманчивы запахи, звуки,
как чувство чужое полночное,
как память – вдали и в разлуке,
и рыжего клоуна трюки,
и прочее, прочее, прочее…
Свой Икстлан творит Кастанеда.
И может быть, это победа,
что строки ночами не ропщут.
И хочется мягкости пледа,
и хрупкости снежного сле́да,
и мира – руками – на ощупь.
САД
За будущим наступит темнота,
а может, невообразимый свет,
и новый мир, как чей-то силуэт,
покажется и близким, и знакомым.
И пальцы поотвыкнут от листа,
и слово отвоюется у рта,
и дух взметнётся голубем почтовым, –
так осенью морочит маета,
и обрывает прошлое с куста,
и превращает ягоды – в варенье.
И замерзают звуки и цвета,
и выцветает буквой немота,
и краски отступают от холста,
и все сады теряют оперенье.
Но длится день, и праздничен обед,
уже расправил плечи первоцвет,
и мы живём, привычные к обновам,
и прорастаем в самый белый свет,
хоть белым не спасётся буквоед,
но там, где сад становится зелёным,
найдётся утешительный ответ,
что ничего у будущего нет –
есть только этот сад и птичий гомон.
* * *
В час гостей и вечернего дыма,
под мерцанием выцветших звёзд
обрываются вёснами зимы
и уходят на Княжий Погост:
за две тысячи дней-километров,
разделивших «сейчас» и «тогда»,
провожаю февральские ветры,
как недвижный вокзал – поезда –
в ту страну, где весёлой и юной
я кормила удачу из рук,
где в разорванных дружбах,
как в струнах,
всё ещё сохраняется звук.
Совершенно другой звук, темп, вязкость, аромат – в поэзии Марианны Боровковой. Здесь – буйство живых красок природы, обилие редких, причудливых названий флоры и фауны, бесконечная матрица ветра и неба, трав и листьев, стрекозо-кузнечиково-птичьих голосов. Удивительное, редкое слияние с Её Величеством Природой – но не нарочитое, а совершенно органичное, щедро пропущенное через себя, через ежедневную необходимость быть частью этой жизни с её простыми, незыблемыми и гармоничными заботами и чаяниями.
Самым тончайшим образом (или – способом?) на эту природную органику накладывается философская и эстетическая концепция собственного «Я» современной женщины – все её надежды и упования, острое чувство контраста между бытом и бытием, потребность в любви и понимании, в опоре и творчестве, меняющиеся психологические установки и сложные личностные искания. Я бы сказала, что концептуально это поэзия будущего – зачастую экпериментальная, способная на изобразительные прорывы, бесстрашная в поисках новизны, вся устремлённая от внешнего вглубь себя и, омытая этой глубью, вновь возвращаемая читателю. Магия слова у Боровковой потрясающая – недаром на каждое стихотворение с таким восхищением реагируют её многочисленные сетевые поклонники, шестым чувством улавливая новую, неведомую прежде, доминантную боровковскую метафизику.
Коренная москвичка, Марианна Боровкова так же, как и Лана Яснова, является профессиональным филологом. Когда-то преподавала русский язык и литературу в одной из московских лингвистических гимназий, а затем переучилась на практического психолога. Надо сказать, что углублённый психологизм стихов Марианны выдаёт её квалифицированное владение предметом. Но это действительно добавляет изюминку в каждое стихотворение автора, делает её стихи близкими сразу многим людям, откупоривает сокрытые, наглухо задраенные бытовыми проблемами душевные порталы читателей.
Через стихию природы – к собственной душе, через свою душу – во внешний мир. Стихи Марианны отмечены какой-то особой несуетностью, умиротворённой мудростью и «надмирностью»: кажется, взгляд автора лишь скользит по поверхности житейского и порой задевает нечто большее, чем несёт слово, открывая – причём совершенно неожиданно! – для читателя ракурсы и над, и под, и вокруг.
Редкий дар произносить непроизносимое и одновременно угадывать болевые точки дня сегодняшнего без обозначения надёжно отодвигает Боровкову от сонма женщин, трудолюбиво слагающих оды погодным условиям и сменам времён года. Как пейзажист она создала абсолютно свой стиль, не сравнимый ни с чьим – её природа говорит с нами и думает с нами, радуется в нас, тоскует в нас и болит.
И потому только здесь, только в этих стихах возможно вот такое одновременно и трогательное, и изумительно философское видение обыкновенного жука: «Не на него, но вглубь себя глядишь…» И только здесь маковые зёрнышки дрожат не в маковых коробочках, а в душе героини – от предчувствия зимних холодов (стихотворение «Поровну»)…
Читая стихи Боровковой, начинаешь чувствовать иначе – и не только чувствовать, но, кажется, и дышать! Всё суетное, всё затхлое и неконструктивное в тебе словно само собой перестраивается на добро и свет, на любовь и прощение, на беспрестанный путь из вечного в вечное. И это действительно колдовство – а иначе как объяснить то, что совершенно никогда невозможно угадать, в какой оркестровке зазвучит основной мотив стихотворения или в какое созвездие метафор сложится какой-нибудь незначительный на первый взгляд троп? Ведь именно и только во внутренних законах этой волшебной страны под названием «Поэзия Марианны Боровковой» возможен вот такой взгляд на пчёл (стихотворение «На обгон»): «Золотая орда над густой резедой суетится…»
Поражает неистощимость авторских ресурсов говорить о пчёлах и стрекозах всякий раз совершенно иначе, вновь и вновь через эти живые материи пытаясь достучаться до нас, глухих, остервенело-уставших и бездумно-чёрствых: мир прекрасен! живите в любви и гармонии! не навредите и не нарушьте вечной и хрупкой красоты Земли – и будет вам счастье. И вдруг со всей явственностью понимаешь: это ведь не про птиц и жуков, это – про нас...
И каждое стихотворение – абсолютно стопроцентное попадание в читательское сердце, лёгкий стук кулачком утреннего цветка по нашему уже, казалось бы, непробиваемому панцирю души: эй, проснись, оглянись вокруг, улыбнись! Ещё не всё потеряно, ещё можно всё исправить!.. Ну же!..
В подтверждение сказанному – несколько великолепных стихотворений.
* * *
Мне нравится печаль – и маятна, и мятна,
И росчерки стрижей над пыльным пустырём,
Когда они летят туда-сюда-обратно,
А мы с тобой живём – как долго мы живём!
Как щедро мы живём и говорим подробно
О смыслах общих снов, о вечных облаках,
И я тебе срываю яблоко на пробу,
И ты мне отдаёшь назад пол-яблока.
Мы провожаем ночь и белый день встречаем –
Привычка в унисон и думать, и дышать.
Со всех сторон летят к нам ласточки-печали,
И крылья их звенят, волнуются, дрожат.
Но яблоневый сад, развесистый, скрипучий,
Исполненный плодов, свечения и сил,
Оправданных надежд, прохлады и созвучий,
Над нами лик склонил.
НА ОБГОН
Ну и кто утверждал, что они навсегда-навсегда:
Золотая орда над густой резедой суетится,
Сквозь слепящее солнце летит безрассудная птица
И сверкает серебряным блеском речная слюда?
Мы приходим сюда убедиться, что нет им конца,
Но находим пустые, дождями умытые рощи.
Нам казалось, со временем станет яснее и проще,
Оказалось, разборчивей сделались наши сердца.
Всё прошло стороной, этот ветер не так уж не прав,
Что повыдул из душ бесполезную муть сновидений.
Мы остались в живых. А вокруг – торопливые тени,
И воздушные замки из света и высохших трав.
Мы по встречной пойдём на обгон – прямо в свет, прямо в снег.
Жизнь диктует законы свои, но у нас – приключенье.
Кроме звёздного неба ничто не имеет значенья,
Разве что безотрывно смотрящий в него человек.
Не проси меня помнить – мне помнить даётся с трудом.
Мне б успеть надышаться землёй и отеческим дымом.
Мне б успеть о любви рассказать бесконечно любимым.
И уже всё равно, что там будет не будет потом.
ПОКА ТЫ СПАЛ
И тишина трещит по швам,
И холодок во рту ментоловый:
Вступает свет в свои права,
Сад обживают новосёлы,
Оттаивают облака,
И с ними, тёплыми, бок о бок
Течёт небесная река
Реке подземной на подмогу.
Пока ты спал – не миг, но век! –
Зелёный лук на подоконнике
Свой первый совершал побег,
Выбрасывая стрелы тонкие.
Пока ты спал, любимый мной,
Под вьюги ласковые песни,
Здесь совершался мир иной –
Зелёный, радостный, воскресный! –
Бузил, куражился, дышал
На коматозных насекомых –
Блуждала бабочка-душа
В бетонном лабиринте комнат.
О, обострение тоски!
О, сердца клетка золотая!
С другого берега реки
Нас чей-то голос окликает,
И мы ведёмся на него,
Как пчёлы на цветущий клевер,
Из всех возможных суеверий
Так и не выбрав ничего –
Но только направленье вверх –
До дрожи в ноющих запястьях,
До нежных жилок на листве,
До слёз, до счастья.
ПОРОВНУ
И маковые зёрнышки внутри
Дрожат, едва подступит холод ближе,
И ягода последняя кровит,
И жук в твоей ладони еле дышит.
Не на него, но вглубь себя глядишь,
А там легчайший снег уже ложится,
И засыпают ангельские птицы,
И затяжная наступает тишь.
По всем приметам долгим будет сон,
А память – коротка и безымянна.
Зудит оса и целится в висок.
Из форточки морозным духом тянет.
Здесь всё переплелось: и сад, и след,
И свет, и плод – диковинное слово,
Деревьев золотистые обновы,
Трава, дождём прибитая к земле.
Ступая друг за другом по пятам,
Проходят юность, молодость и старость.
И слово, словно сливу, пополам
Ты делишь, чтобы поровну досталось.
БЕСКОНЕЧНОЕ ЛЕТО
Отступаю два пальца и с красной строки
Начинаю выписывать сумрак реки,
Маргаритки на тоненьких ножках
И кружащихся бабочек тоже.
И согласные звуки согласны со мной,
И подходит рассвет и встаёт за спиной,
И, как будто ей не составляет труда,
Прямо в сердце моё западает звезда.
И слышнее становится музыка слов.
Чем усердней рыбак, тем богаче улов.
И глядит из небесного света
Бесконечное лето.
Во мне от такой поэзии – это касается обеих героинь – остаётся послевкусие чуда. Когда не понимаешь до конца, да и не пытаешься понять и разобрать на части – но летишь по тем самым запредельным, предложенным авторами высям, доверчиво и восторженно впитывая их звуки и запахи, наполняясь и волшебным образом преобразуясь раз и навсегда – бесповоротно! – в нечто более счастливое, утончённое и душевно богатое. В эти моменты понимаешь, что ты не просто и не только человек – ты сам часть вселенной, сам – космос.
И спасибо авторам за эту головокружительную высоту полёта!