Безумству храбрых поем мы песню,
Потом забудем про эту песнь,
Ведь все страдаем одной болезнью,
Стирает память нам та болезнь.
О, храбрый Сокол! Взлетая к свету,
Ты славно бился, а толк какой?
Боев-то не было и ныне нету,
Ты их придумал, борясь с горой.
Вот потому-то был нелогичным
Твой клич предсмертный, твой крик-дискант,
Уж сделал вывод, весьма типичный,
Что ты безумен, как Афамант.
Рожденный ползать летать не может,
Да и не хочет, еще пальнет
Со скуки кто-то, себе дороже
Не рваться в небо, в лихой полет.
Вот Буревестник. Он жив однако,
Хоть тоже буен, и горд, и храбр,
К чему на гору переть без страха,
Как на фракийца Вариний Глабр?
Вот глупый пи'нгвин и тугодумный
Упрятал в скалах себя, да так,
Что и не видно; он не безумный,
Он глупый-глупый, да не дурак!
В чести безумцы, они, как дятлы,
Вдолбят нам мысли о сне златом,
Но мы проснемся, а Сокол вряд ли,
Его восхвалят, а что потом?
И капля крови его горячей,
Как капля в море, которой нет,
Сольется с влагой, с дождем незрячим
И потеряет багряный цвет.
Безумству храбрых поем мы песню,
При этом мыслим почти всегда,
Что быть безумцем неинтересно,
Вот сумасшедшим иной раз - да.
22 сентября 2005 г.