ТАНКИ ИДУТ ПО ПРАГЕ
21 августа 1968 года на аэродроме «Рузине» в Праге высадились передовые подразделения 7-й воздушно-десантной дивизии. Они блокировали основные объекты аэродрома, куда стали приземляться советские Ан-12 с десантом и боевой техникой. Началась военная операция «в целях обеспечения безопасности социалистического содружества». А уже 23 августа Евгением Евтушенко было написано стихотворение, посвященное вторжению войск: — операции ввода объединённой группировки войск СССР и других стран Варшавского договора в Чехословакию, положившей конец реформам «Пражской весны».
Танки идут по Праге
в закатной крови рассвета.
Танки идут по правде,
которая не газета.
Евтушенко сразу расставляет точки, и обозначает свою позицию. Танки идут по правде, значит давят ее своими гусеницами. Он против вторжения. Но уже в следующем четверостишье, словно испугавшись своей прямоты поэт начинает вилять.
Танки идут по соблазнам
жить не во власти штампов.
Танки идут по солдатам,
сидящим внутри этих танков.
Появляются "соблазны". А соблазны это не то, что правда или острая потребность, а именно в свободе, это уже как бы нечто виляюще-ненужное, искушающее. И идет увод с темы свободы, которую вошли подавлять танки, на ту разрушающую душу солдат обязанность выполнять приказ. Понятно, что и эта тоже тем, но она когда будет?.. Кто прежде страдает?.. Чехословацкий народ, чья пролилась кровь, о нем надо говорить, а не о душах солдат, по которым едут танки, сейчас они выполняют чудовищный приказ, и разбирать их душевные терзания, за свою роль не стоит. И словно спохватившись за такое отступление, понимая, что выбивается из идеи свободы, Евтушенко возвращается к критике.
Боже мой, как это гнусно!
Боже — какое паденье!
Танки по Яну Гусу,
Пушкину и Петефи.
Но опять таки, критика получается половинчатая. Причем тут Ян Гус и Пушкин?.. Пушкин как раз выступал за подавление восстаний, если мы вспомним стихотворение "Клеветникам России", посвященное восстанию в Польше. Евтушенко здесь, думается чувствует железное око цензуры, и пытается выставить бесспорные имена, против которых не пойдет цензор. Но к идее вторжения они не имеют отношения. Другие времена, другие события.
Страх — это хамства основа.
Охотнорядские хари,
вы — это помесь Ноздрёва
и человека в футляре.
Евтушенко посчитал, что усхватил нить, куда направит цензора и заставит его воздержаться от критики, и он продолжает приводить сложившиеся литературные образы, которые имеют устойчивую идеологию. Но кто это помесь Ноздрева и человека в футляре?.. Цензор должен подумать, что это сами чехо-словаки.
Совесть и честь вы попрали.
Чудищем едет брюхастым
в танках-футлярах по Праге
страх, бронированный хамством.
Но поэт имеет ввиду других людей, тех кто направил танковую армаду. И не называя их прямо, мы понимаем, что что высшее руководство СССР. И тут уже поэта не остановить, он продолжает громить этих людей, подменяя их литературными героями и чиновниками.
Что разбираться в мотивах
моторизованной плётки?
Чуешь, наивный Манилов,
хватку Ноздрёва на глотке?
Танки идут по склепам,
по тем, что ещё не родились.
Чётки чиновничьих скрепок
в гусеницы превратились.
И тут поэт снова спохватывается. Он уже видит как насупился цензор, как он занес ручку, чтобы черкнуть и написать - этот поэт защищает буржуазно-националистические силы, и он выхватывает ручку цензора вопросом и ответом на него.
Разве я враг России?
Разве я не счастливым
в танки другие, родные,
тыкался носом сопливым?
Да, Евтушенко любит нашу армию, только посмей цензор сказать против. Вот мои строки, где я показываю, что с малолетства рос идеологически правильным и любил советскую армию.
Чем же мне жить, как прежде,
если, как будто рубанки,
танки идут по надежде,
что это — родные танки?
Но вот с цензором поэт разобрался, а теперь он как классический поэт твердо завершить главной своей мыслей. И что же эта за мысль, которая поставит точку в отношении к событиям военного вторжения?
Прежде чем я подохну,
как — мне не важно — прозван,
я обращаюсь к потомку
только с единственной просьбой.
Пусть надо мной — без рыданий
просто напишут, по правде:
«Русский писатель. Раздавлен
русскими танками в Праге».
Ну вот ради последних строчек и было написано стихотворения. И мы ясно видим позицию поэта, его непримиримость военного подавления, и обрушение его понимания советскости, понимание своей ответственности, за подавление свободы в соседней стране.
ЕМ
Ну да.. совесть в поэте проснулась после "хотят ли русские войны".
Ирина Городецкая
Он не погрешил против совести. До сих пор люди говорят "все можно пережить, лишь бы не было войны". А если правители хотят - так это же не народ!
ЕМ
Он указывал на русских, которые МОГУТ развязать войну, то есть военное и политическое руководство СССР, от их лица он обращался к западу. А то что простой народ не хочет войны, это понятное дело, народ первый и пострадает, начальники будут сидеть в бункерах, а народ получать лучевое облучение.
Ирина Городецкая
вы слова песни когда нибудь слышали? Где там про вождей, или партию, или руководство? Прочтите текст непредвзято!
ЕМ
А вы когда нибудь задавали вопрос, какие русские могут грозить западу ядерным оружием?.. Вы что думаете, инопланетяне держат в руках красную кнопку?.. И ни один русский не имеет отношения к ядерному оружию?.. Вы хотя бы в историю загляните и узнайте, как Хрущов обещал всему миру и Америке показать кузькину мать. И он подразумевал атомную бомбу, называя ее так образно. И здесь русские берутся в целом как народ и в частности как военные и политическое руководство. Изучите список членов политбюро и военное руководство, там вы найдете не инопланетян, а русских людей.