Окрашен в палате тоской потолок,
Унылая люстра вросла как цветок.
И будто по стеблю живительный сок,
Стекает в неё электрический ток.
И трещин глубоких следы на стене
Как корни от люстры тянулись к земле.
Палата двенадцать, кровати лишь две.
Одна у двери, в углу, в темноте,
Другая напротив, стоит у окна,
Закрытого тюлем, бушует весна.
И два пациента, подвластных судьбе,
Прикованных к койке, плывут в корабле
Навстречу закату по чёрной золе.
Бедняга, лежавший тихонько в углу,
Соседа просил рассказать про весну.
И тот целый день смотрел через тюль,
Где май превращался в июнь.
Измученный недугом, силы нашёл,
И всё говорил: " Кустарник зацвёл,
Невзрачный такой, уж радует глаз,
В соседнем кафе люди слушают джаз,
Из школы гурьбой идёт детвора,
По небу плывут неспеша облака."
Прервался рассказ, хрипит, просит друга
Позвать докторов, чтобы выйти из круга,
Но в душном углу молчит человек,
И смотрит как взор превращается в снег.
За дверью на лавке сидела она,
Забрала тепло, наступила зима.
И вот тот бедняга теперь у окна,
Там жизнь, там дожди, шумят тополя.
Мечтает взглянуть на жизнь из окна,
И тюль раздвигает... Но где же весна?
Чернеет пред ним глухая стена...