Наливаются гроздья рябины,
и шуршит под ногами листва.
Как безжизненны эти картины,
на которых природа жива.
Наступила московская осень:
пламенеют листвой небеса,
позолотой своей каждый ясень
заблестел под всех птиц голоса́.
Я на празднестве ярком и пышном
лишь ногами сгребаю листву,
как бродяга в чертоге роскошном,
гость незваный, – чужой торжеству.
Я сторонний на празднике встречи
новой осени с зимней порой.
Мне б разлечься на лиственной куче,
золотишка подбив под собой,
чтоб увидеть небес безграничность,
и пролёт серых уток в закат...
и постигнуть свою обречённость
в том, что нет мне дороги назад.
Всё в природе весной возродится, –
вновь в Москве заиграют цвета́.
Но весне моей вновь не случится.
Моя юность – о прошлом мечта.
Что ушло – то вернуть невозможно,
и повторно тому не бывать.
Почему, догадаться не сложно,
сентябрём я не зван пировать.
Всё ж связав красоту воедино –
в стих, в котором редеет листва,
я опять оживлю те картины,
на которых природа мертва.