Актёры пытливо глядели на Режиссёра. Играть такую стильную со столичным привкусом пьесу им ещё не доводилось.
— Боязно, господа артисты? — с лёгким смешком поинтересовался тот. — Материал — будь здоров. Сам пока не знаю, с какого бока к нему подступиться.
Шутку оценили, расцветив лица понимающими улыбками.
— Материал грандиозный, — баритонально пророкотал Народный артист. — Автор, на сегодня, драматург номер один. Его пьесы во всех театрах страны ставятся. Правда, — он осторожно оглянулся, — за границей его тоже не чураются.
— Ставят его, ставят даже в Штатах, — успокоительно произнёс Режиссёр. — И Чехова там поигрывают, и мир не перевернулся.
— Антон Павлович – классик, — вскользь заметил Заслуженный артист, — С него спроса нет.
Режиссёр обернулся к Матвею.
— Что скажет молодёжь?
— Пока ничего.
— Что ты, Спиридонов, осторожничаешь? Рановато в твоём возрасте по углам прятаться.
— Я не прячусь, — пожал плечами молодой артист. — Пьесу не успел прочесть, очередь не дошла.
Господа артисты снисходительно заулыбались.
— Тогда не будем терять времени. — Режиссёр потянулся к папке и открыл её. — Начнём, благословясь.
Артисты зашелестели ролями.
— Хотя…— Режиссёр неожиданно отложил пьесу в сторону, — поступим иначе. Пусть наш Художник для поднятия творческого духа поведает о пространстве, в котором вам предстоит жить и действовать. Оно необычно. Приспособиться к нему будет не просто. Впрочем, пусть господин оформитель сам об этом расскажет.
Художник достал из планшета ватманский лист.
— Макет пока в процессе изготовления. Но здесь, — он слегка тряхнул рисунком, — всё предельно ясно и доступно. С воображением у господ артистов проблем нет, оно у них иногда даже перехлёстывает…
— Приступайте к делу, — мягко перебил его Режиссёр. — У наших лицедеев с этим действительно всё хорошо. Иначе они перед вами бы не сидели.
— Что ж…— Художник сделал глубокий вдох… — вглядимся в рисунок. Городок Акатуй, как известно, был самой страшной из царских тюрем. Но мы не будем с первых минут омрачать зрителя. Обратите внимание на кулисы, имитирующие высокие своды, на игру золотых виньеток, извилисто вьющихся по порталу.
— Княжеские чертоги, да и только, — отвесил лёгкий поклон в сторону Художника Народный артист.
— Но внутри этого убранства, — благодарно улыбнулся оформитель, — эти ощущения погасят давящие сумрачные своды. Сцена в данном месте будет скупо освещаться через кованые решетки.
— Впечатляют эти кованые виньетки, — вырвалось у Спиридонова. — Даже знобко как-то стало, — поёжился он.
Окружающие с немым укором глянули на него.
— Ничего страшного, — обрадовался Режиссёр и пояснил свой восторг: — Именно «знобко». Чертовски точно наше юное дарование определило состояние, в котором на протяжении всего спектакля должен будет находиться зритель. По-иному быть не должно. С первых реплик речь в пьесе пойдёт о замышляющемся злодейском убийстве, свершённом в финале.
Господа артисты, кисло улыбаясь, ревниво воззрились на молодое дарование. Вовремя выступил, каналья, читалось в их взглядах.
— Продолжайте, — кивнул Режиссёр Художнику.
— С помощью различных по форме световых приёмов, — продолжил тот, — будут меняться местами хронотопы жизни Лунина…
И тут возникла вопросительная тишина. Актёры как-то съёжились, с недоумением поглядывая друг на друга.
— Не тушуйтесь, друзья — вмешался в монолог оформителя Режиссёр. — Сам недавно про эти хронотопы узнал.
Раздался облегчённый вздох, спины распрямились.
— Хронотоп, братцы, греческое слово. Хроно, как
известно, время, топ — место. В нашем случае это мудрёное понятие всего-навсего означает неразрывное единство любого сценического эпизода с меняющимся временным пространством сцены. Полосатые вёрсты, мимо которых Лунина гнали по Владимирке через всю Россию, на глазах зрителей будут мгновенно превращаться то в зеркала дворцовых залов Польши и Петербурга, то в тюремный каземат. Так что дорогостоящие декорации, на которые бухгалтерия всегда со скрипом выделяет деньги, мы заменим впечатляющим световым калейдоскопом. Я правильно излагаю? — обратился он к Художнику.
— Верно, — облегчённо вздохнул оформитель. — Этот самый калейдоскоп будет высвечивать реальное нахождение Лунина тюремной камере и тут же, в мановение ока, будет переносить в иллюзорное сценическое пространство и время, созданное его воображением. Такой сценографический приём мы применим впервые. Надеюсь, не ударим в грязь лицом. У меня всё.
— Объявляю перерыв, — деловито произнёс Режиссёр, — а то у меня от этих перемещений голова кругом пошла. Мы погрузимся в сценическое иллюзорное пространство, когда будет изготовлен макет декораций.
***
После небольшого отдыха все исправно уселись на свои места.
— Я подумал и предлагаю для пользы дела ненадолго вернуться к теме, которой мы посвятили предыдущий час. — Режиссёр окинул внимательным взглядом актёров. — Понимаю, вам хочется поскорее начать чтение по ролям. Вижу, Матвею надоели наши умствования.
Молодой актёр с деланным недоумением посмотрел на постановщика.
— Переигрываешь, Спиридонов, — улыбнулся Режиссёр. — Однако, твоё нетерпение мне понятно. Но мне бы хотелось разобраться в драматургической задумке автора. Обратите внимание, как непривычно строит драматург логику чередующихся событий. Первое, что мне пришло в голову, когда я закончил чтение, — этот материал не поддаётся никакой логике. Где начало, где середина, где конец? Он картины тасует, как карточную колоду. Кажется, неважно, что выпадет. Валет червей, дама пик, джокер. Я на время отложил материал в сторону. Вернулся. Перечёл. И понял. Лунину за три часа до смерти нужно изложить на бумаге строй причин, приведших его к трагическому финалу. Герой пьесы пытается понять, в чём суть прожитой им жизни. Начал следить за ходом его размышлений. Его осознанное неприятие самодержавного порядка России, страстное желание перекроить существующий образ окружающего мира привело в камеру смертника. Сожалеет ли он об этом? Ничуть. Лунин берёт в руки перо, пробует выстроить по ранжиру прожитое и настоящее. Не выходит. Михаилу Сергеевичу приходится эти события перемешивать, перетасовывать. Осязаемо показать жизненный путь богача, гвардейского офицера, декабриста, возжелавшего вырваться из уготованной ему от рождения колеи. Результат? Сплошь бездорожье, усеянное пнями, оврагами, ухабами. И он вступает на этот путь, понимая, что тот никуда не приведёт. Декабристом, согласитесь, он, в полном значении этого слова, не был. В восстании не участвовал. И всё прожитое надо успеть изложить за три часа, отпущенных палачами. И мысли, воспоминания наплывают, путаются, переплетаются…
Народный артист слегка кашлянул, пытаясь привлечь внимание.
— В чём дело? — с плохо скрываемым раздражением спросил Режиссёр. — Оставим вопросы на потом.
— Мне думается, — деликатно произнёс актёр, — именно смешение реальных, жизненных коллизий (а пьесу я читал, что называется, с карандашом в руке), драматургу удалось. Через этот калейдоскоп он сумел показать жизнь одухотворённого человеческого сознания. В этой пьесе Радзинский наглядно отразил острейший внутренний конфликт далёкой эпохи, с которым Лунин вступил в бескомпромиссное противостояние.
Матвей сидел, открыв рот, ни черта не соображая в текущем обсуждении.
— Согласен, — уважительно кивнул собеседнику Режиссёр. — Поэтому в нашем спектакле монологи Лунина будут переходить к многофигурным действиям. Туда и обратно. Тюрьма, без всяких остановок для перемены декораций, обернётся светским раутом, светский раут - последней встречей с Его Высочеством Константином. Его покровителем. Таким образом, мы обогатим восприятие зрителем далёкой, как вы изволили выразиться, эпохи.
Народный артист поклонился.
— Если всё получится, — внёс свою лепту Заслуженный артист, — то такая сценическая зксцентрика может стать творческой удачей.
«Что бы мне такое умное сказать, — тоскливо подумал молодой актёр. — Сижу дурак дураком. Лекции по литературе не надо было пропускать. Хотя… там подобные темы не затрагивались. Там декабристы будили Герцена…»
— Надеюсь, что станет, — прервал его размышления Режиссёр. — Но на сей раз, друзья мои, вам придётся опираться не только на свой опыт, прежние успехи, богом отпущенный талант. Вам придётся охватить, прожить до самого донышка события того времени. Подчёркиваю, прожить, а не проиграть, как того требует профессия. К сожалению, эти события так до конца и не изучены. Это означает, что представление о монархии, о жизни, свободе, гуманизме и бесчеловечности, имевшие место в Российской империи, зритель почерпнёт от нашего исполнения. А оно, в свою очередь будет опираться на созданный автором образ Лунина. Тогда, может быть, мы сумеем понять, а значит и рассказать, что вовлекло декабристов в движение, которое они считали освободительным. Как они его понимали, естественно.
«Дело пахнет керосином, — мысленно усмехнулся Матвей. — Как бы художественный совет и приёмная комиссия не усмотрели в нашей постановке нехороший намёк на сегодняшние временные и зачастую иллюзорные реалии нашей действительности. Сколько раз запрещали спектакли в театре на Таганке?
Впрочем, чего я завёлся? Для меня эти рассуждения всё одно, что «терра инкогнита». Белое пятно. Если не снимут с роли, а, учитывая мою дремучесть, это не исключено, просто сыграю, как прикажут. « А если, что не так, не наше дело, как говорится, Родина велела». Господин Режиссёр, — взмолился он, — а не пора ли к читке перейти?»
Его мысленные стенания были услышаны.