Темна, темна водица в бездушных облаках.
Обратно бы родиться, да непонятно, как?
В начале было слово. Я думаю, что нет.
Нам не прорваться снова с того на этот свет.
С того на этот берег не переброшен мост.
И мы всего лишь пепел, удобривший погост.
Ты скажешь: «Отчего же? Ты слишком много пьёшь!
Проси: «Помилуй, Боже!», и снова оживёшь.
Как тростевая кукла в талантливых руках.
А как? Пойди, загугли, вот и узнаешь – как?»
Ты говоришь: «Мне зябко… Ждала тебя вчера…
Во мне то лихорадка, то сладкая хандра.
Стучат в подъезде двери. Вибрирует окно.
Но я тебе не верю и мне до слёз смешно».
Ты говоришь: «Не надо… Не надо, не смотри!
Смотри, я как наяда с фонариком внутри!
А, может, срезать чёлку? Не много ль по длине?
Жужжит под чёлкой пчёлка, Запуталась во мне».
Ты говоришь: «Мне больно. На выдох и на вдох.
Я вижу – ты доволен: застал меня врасплох.
Тебя я скоро брошу. В июле… В феврале…
Ты слишком много врёшь мне. Ты слишком… много… мне».
Ты говоришь с кислинкой, печально серебрясь:
«Не могут две пылинки посеять в душах грязь.
Я чистая под кожей и мне плевать на смерть.
Вот только дай мне, Боже, не ждать и не стареть».
…Не исчезать навеки…
А нам и нет ханы!
Уже не человеки, в дыму растворены,
Мы ветками акаций, растерянно, незло,
В окно твоё стучимся, царапая стекло.
И снова, снова, снова кричим до немоты:
«В начале было слово и слово это ты!».