Старый лавочник Нильс вновь извлекает лом: медь, алюминий, латунь – свечи на Рождество; полочка гамельнских крыс, дудочник-крысолов; дерево на свету пляшет в руках его. Сорок посильных лет, тысяча двадцать заноз, трудится, мастерит – праздника вестовой.
– Марта, в венок бересклет, пихту или рогоз?
– Милый, вплети все три, елью укрась живой.
Скоро ребячий гвалт, снег и шуршание лент, пряный корицы дух, топанье у крыльца. Ряд оловяных солдат – рад будет мальчик-сосед, рад будет герр Брух новой резьбе ларца.
– Марта, гляди, гляди! Дивные вышли коты, яблоневые коты славно украсят холл.
Нильс допоздна сидит, кажется молодым, складывает труды и покидает стол.
Мы подойдём к сеням, мы постучим в дом, снегом позамело яркий еловый венок. Марта откроет нам, чай нальёт в кухне пустой:
– Ребята, что вас привело?
– У Нильса закажем свисток.
Марта достанет халву, покажет резную ольху,
кивнёт на искусный карниз и бравых солдатиков лес.
– Сейчас я его позову, он где-то там наверху.
И старый лавочник Нильс спускается к нам с небес.