Разнообразие дверей,
столбов и проводов, и будка –
не голубятник, но, как будто,
из старых тамошних дворов,
где в пекаря или в лапту,
а может в лова, в выбивного,
где летом не застанешь дома,
вот разве на обед зовут.
Где на траве лежат дрова,
трава везде – в карманах даже,
меж биток, фантиков бумажных,
различных шариков, гвоздей...
И Ангелы, крыла воздев,
хранить пытались нас от боли
своею пристальной любовью
в беде и в радости – везде.
На ссадинах, на борозде,
привычна яркая зелёнка,
А двор в простынках и пелёнках,
в колясках мелюзга…
И где
кино крутили на площадках,
экран, раскачанный нещадно,
и комарино «зал» гудел.
Киномеханик приезжал
в полуторке. Достав из будки
киношные все атрибуты
так важно ленты заряжал.
И наступала тишина:
мелькали кадры сева, строек,
живые космоса герои
смотрели, улыбались нам.
Взамен рекламы был журнал,
дневник простой страны реальной.
А после фильма разбредались,
как после крепкого вина,
или хорошего застолья –
(махрой табачной двор настоян)
несли, вели детей с собой,
болтливой грубою гурьбой,
рабочей и не идеальной.