Нина Алисова Зима 1942-43г.г.
Наступила тёмная, дождливая осень. В один из вечеров мы с мамой смотрели в клубе кино, людей было много – все скамейки и часть пола перед экраном были заняты. Вдруг кто-то стал тянуть маму за руку из зала, пытаясь ей что-то объяснить. Мама поняла в чём дело и сказала мне, что приехал папа. Мы по разъезженной, вязкой от дождей дороге заспешили домой. У меня «утонула» в грязи одна галоша с ботинка, а мама всё тянула и тянула меня к дому.
От папы я отвыкла, стеснялась его. Он был очень худой (хотя до войны не был полным). Его отпустили с работы после перенесённой цинги, от которой лечили в госпитале. В нашу избу потянулись люди, в основном деревенские – узнать что-то о войне, ведь человек приехал из самой Москвы! Грамотные «визитёры» писали отцу записки с какими-то вопросами, а он отвечал на них. Для папы такое общение с людьми было привычным – он долгое время был рабкором в разных газетах, писал о проблемах глухонемых, их образовании, бытовой незащищённости. Он очень доброжелательно и доходчиво объяснялся на бумаге с людьми. Посещавшие гостя из Москвы были благодарны ему за внимание к ним и, уходя, стесняясь, оставляли «гостинец деревенский» - что-нибудь из съестного – самое ценное в войну.
Пробыл папа в гостях у нас недолго. Он поправился немного, отдохнул, хотя всё время старался в чём-то помочь маме (дрова напилить, наколоть и в других делах). Ещё одним событием в деревне Боровой стал приезд на короткую побывку молодого односельчанина из госпиталя, где он лечился после ранения на фронте. К нему тоже потянулся народ – и родственники, и соседи.
Приближался Новый 1943 год В школе шли занятия в двух классах с одной учительницей. Во втором классе были какие-то очень взрослые ребята, а в нашем первом обычные дети. Правление колхоза устроило нам, школьникам, утренник новогодний – с ёлкой (сосной) без игрушек, но с подарками – принесли много больших и вкусных пирогов с разной начинкой – и в школе наелись, и домой понесли – хороший был праздник!
Морозы крепчали. В каникулы усидеть дома было невозможно. Смотрели кино, когда его привозили. Показали «Тимура и его команду» - не впечатлил этот фильм, как сказка из другой жизни. А вот фильм «Линия Маннергейма» о финской войне вдохновил и взбудоражил ребят до предела. Играли в неё и мальчишки, и девчонки. В сумерках, на краю деревни, среди высоченных сугробов воевали «наши» и «фашисты» - лыж не было у нас, но по две «лыжные» палки и «винтовка» - это у каждого бойца. Ползком, врассыпную, поодиночке, перебегая с места на место – от боя к бою, победы были, конечно, за «нашими»!!! А как трудно было после этого возвращаться домой! Я один раз так замёрзла, что руками не смогла открыть дверь в избу и попыталась сделать это зубами – дикий крик – губы примёрзли к железной ручке. Потом мама залечивала мои «раны».
Мы с мамой пилили дрова во дворе – длинные брёвна и двуручная пила – для меня нелёгкая, непривычная работа, но я старалась.
Хозяйка несколько раз брала сына Славу и меня с собой в поездки на санях за дровами или за сеном-соломой. Вот были приключения! Днём солнце светит, мороз, а нам весело. А после возвращения домой – горячий вкусный обед и на полати, а лучше на печку – где так жарко и так хорошо!
Была у меня одна плохая тайна, мы с мамой по какому-то делу пошли на другой конец деревни к пожилой москвичке, у которой сын был на фронте. Пока мама и хозяйка что-то обсуждали и решали (мама очень чётко выговаривала слова, а слышать не слышала), я, оглядывалась вокруг. Вдруг я увидела на комоде у зеркала маленькую зелёную пластмассовую лягушку. Рука потянулась к ней, и я засунула её в свой карман. Вернувшись домой, я поставила лягушку на столе в нашей горнице. На следующий день она исчезла – мама меня не ругала, не наказывала за дурной поступок, а просто вернула лягушку хозяйке – забыть это невозможно!
В школе не на чем было писать – родители раздобывали всё, что можно для этого использовать. Мама «с оказией» съездила в Шадринск и на рынке раздобыла несколько книг. В них я писала между строчками и на белых сторонах обложки. Одну из книг я запомнила – это был «Джек Восьмёрки – американец», остались в памяти первые строчки книги – разговор Якова Восьмёркина с редактором: «Короче, товарищ, короче!!!».Впоследствии, в военной ещё Москве, я нашла эту книгу в шкафу у брата Коли и не могла от неё оторваться, читала осмысленно уже – как можно это сделать в 11- 12 лет. Эта повесть Н. Смирнова осталась одной из близких мне книг.