Был зимний вечер, медленно, кружась, падали с неба снежинки. Фонари освещали дорожки парка. Я гуляла с коляской, в которой спал внук.
Шла медленно и посматривала по сторонам, любовалась блеском снежинок, дышала свежим морозным воздухом и испытывала благодать.
А потом увидела их. Эту пару. Двое не молодых людей. Они медленно шли к выходу из парка, подумала, вот муж с женой вышли на вечернюю прогулку.
Но, не доходя до калитки метров пять , они остановились.
Повернулись лицом к друг другу и стояли так близко, что касались одеждой. Старик был высокий, худой, в длинном старомодном пальто и меховой шапке, одетой так, как носили их лет тридцать назад. Осанка выдавала или бывшего военного, или спортсмена. Женщина была намного ниже, полноватая, в пальто с норковым шалевым воротником , в пуховом платке. Она смотрела на него немного подняв голову, а он , немного склонив свою. О чем- то говорили. Было заметно как заботливо они относились к друг другу.
Старик стал поправлять на женщине платок, отряхнул снег с воротника и платка, провел ладонью по воротнику, приглаживая мех. Женщина стояла, как маленькая девочка, которую мама одевает перед выходом на улицу.
Наконец, пара простилась. Старик уходил нехотя, медленно, не оглядываясь, враз сгорбившись. Потом пошел быстрее и скрылся из виду. Женщина ушла не сразу, немного посмотрела ему в след, потом повернулась и тоже медленно побрела домой.
У меня сжалось сердце от жалости к ним. Подумалось, что старые люди, оставшись без своих вторых половинок, встретились, может быть, были знакомы раньше, а может, в парке познакомились. И на закате жизни полюбили. А дома с ними живут дети и внуки. И не хотят ничего знать про эту любовь.
Меня очень растрогала эта пара, несколько дней я думала о стариках, а потом родились эти стихи.
Падал тихо белый, белый снег,
По неоновым огням шел человек.
Старое пальто на нем висело,
Прикрывая худенькое тело.
Шапка тоже старою была...
Серебрилась полная луна.
Диск смешил и жемчуг рассыпал.
Человек луну не замечал.
На свиданье в парк пришел старик,
Он законы бытия давно постиг,
Одиночество свое он приручил...
У черты последней полюбил.
Не смешон, печален был роман:
Думалось, а вдруг самообман?...
Да еще такое вышло дело:
О любви знать дети не хотели.
Шел по парку старый человек,
Знал, что был отмерен его век.
Уходил опять он от любимой,
Той единственной, ему необходимой.
Медленно шагал он по аллее,
Оглянуться лишний раз не смея...
Только горестно сутулилась спина...
Оставалась женщина одна...
Фонари свидетелями были,
Как же трогательно старики любили,
Как прощались, уходя домой,
Чтоб детей не нарушать покой.