Вот уж в костре догорает болтливый огонь.
Треснет полено – и вторит ему старый лес, грозно ворчащий в промозглой ночи;. Фыркнет конь, стукнет копытом по льдинкам в зеркалье небес.
Корочка хрустнет, и иней коснётся ресниц.
Спи, мой герой, мой спаситель, не званый за мной! Здесь, на пороге у древних, прокля;тых гробниц, я охраню; твой желанный телесный покой.
Тихо шепну, зачарую тревожные сны, нитью жемчужной скользнув по широкой груди. Щёки румя;ны, а кудри твои смоляны;, что же оставил ты, рыцарь, навек позади?
Вижу я замка оплот в изумруде полей. Вижу, ему не хватает девичьей руки. Ветер-хозяин поёт средь надворных камней. Крачки гнездятся на башнях, в бойни;цах вьюнки.
Слышал ты, рыцарь, легенду о Спящей в лесах, ду;ши травящую, точно губительный яд. Будто принцесса, в шелках, драгоценных камнях ждёт поцелуя и трепетных свадебных клятв.
Саван истлел мой.
Не жду ни спасенья, ни слов.
В прах рассыпаются те, что пришли до тебя.
Скроет гробницу от глаз дикий болиголов, кости незваных, ненужных, корнями дробя.
Ласково кудри смахну, припадая на грудь, жилка на шее забьётся синицей в руках.
Ах, как напрасно ты выбрал сей праведный путь!
Сказки должны оставаться лишь в сладостных снах.
Вдоволь напившись, на миг прикоснувшись к душе, прочь отлетевшей в промозглую, ясную ночь, я запою о былом, как о сне-мираже, сумрака грешного вечно голодная дочь.
Я запою, вознося сказ безрогой луне, песню о фьордах, уснувших в изломах земли, вереском ши;тых горах на седом полотне льдов, что искро;шат в гнилую труху корабли. Я запою о лиловых, стальных облаках, сбивших подковы от плясок в озёрной воде. Брошенных в волны плетёных дубовых венках, сорванной с неба холодной полярной звезде.
Я запою, и в той песне – сплетенье дорог. Птицей взовьётся она, ночь неся на крыле.
Песне моей подвывают и дьявол, и бог, песня моя о потерянной вечно земле...
Вот уж в костре догорает болтливый огонь. Скроют туманы погост и мои алтари.
Фыркнув прощально, поскачет из леса твой конь.
Я ж замолкаю,
встречая
предвестье
зари.