Когда цыпки разболятся, хоть визжи,
Матерь с бабкою глазами каменеют.
Кроме брани, да морали, да вожжи
Ничегошеньки не могут, не умеют…
- Или мало тебе было в доме мыл?
Запустил, так на неделю хватит жару!
- Своевольничал, не слушался, не мыл!
Вот приедет, так просись к ветеринару…
Ноги в язвинах и пальцем не затронь,
Шелушатся, словно чёрная берёста.
Полыхает наказующий огонь,
До коленок воспаляется короста.
Ах, отверженного горькая слеза!..
Под крыльцо ползи, поскуливай зверюшкой…
А лишь сумерки нахлынут, вылезай,
К роднику бреди, что вьётся под горушкой.
Под луною… В ледяную… У берёз…
На колени… Галька мелкая – горошком…
Домотканый, домостроевский наркоз
А и тот ведь – постепенно, понемножку…
Стой и слушай, как под горочку к реке,
По теченью, по неведомой дороге,
Боль уходит, замирает вдалеке,
А за нею – ах, куда вы? Где вы? – ноги…
Остальное всё не в мУку и не в труд,
Остальное всё обходится без вопля.
Как их не было – до крапинки сойдут,
Хоть песком, а хоть осокою соскОблишь …
Вот он, камень… Вот берёзы у ручья…
Как же высох он!.. А как зарос травою…
Узнаёшь ли меня?
Милый, выручай!
Это я к тебе с повинной головою.
Конец 1970-х гг.