Дневник 186

Учитель Николай
Равновесие добра и зла

  Настоялись леса. Дображивают в тёплом и пасмурном дне сентября. Никогда так осенний лес не хорош для меня. Его красивые и печальные узоры отчётливо вычерчены в зелёном, еловом. С высоты Елюги видишь мягкие, влажно сверкающие русла лиственных потоков в зеленом массиве бора. Тихая молитвенная служба во всём. Даже пеночки-трещотки, их бесшумное копошение и ласковое попискивание в лад тишине и всеохватной тёплой влаге.
  У деревни Бурцевская, почти в пятнадцати километрах от дома, меня обогнала машина. Она затормозила передо мной, дверь открылась, высунулась женская головка и меня окликнули. Московские друзья из "Вереницы"! Радостные объятия, рукопожатия. Такое редкое взаимное приятие нынче... Душа и вовсе наполнилась праздником дороги, и встречи, и радости взаимной. Звали в Гридинскую, на чай, на беседу. Отказался: дома ждал сентябрьский номер "Малой родины".
  И как совпало всё! В начале пути думал о ненапрасности произнесённого и написанного слова, литературы, уроков. Наверное, года два нет во мне отчаяния. "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся..." А тут друзья, о подвижничестве которых мы не раз в эти дни говорили: не напрасно ли? И задумывались. И не могли чего-то понять окончательно. "Вот восстанавливают они церкви, а для кого? Последние люди гаснут в этой глубинке. Сделают, ладно... А кто ходить станет в Никольскую церковь и молиться? А они когда-то уедут.
  Перестанут навещать своих деревянных "детей", которым отдали столько душевных и физических сил!" - так говорят многие из нас. Говорят в Хозьмино, Смольянце...
Но если мы, думал я, будем решать целесообразность их труда в плоскости практической, бытовой, то ответа мы не найдём и к согласию не придём. В поиске такой выгоды вообще выхода нет, нет ответа, как нет и света впереди.
  И я вдруг вспомнил, как Жанна запела в холодный, знобкий день под куполом Никольской церкви, и в этот же миг иконостас озарил солнечный свет... А маленькая девочка, бывшая с нами, держа за руку своего дядю, рассказывала нам о чудесном солнечном зайчике, пришедшем погостить и согреть нас во время пения...
Друзья мои поехали дальше, я развернулся, и в небе впервые показалось солнце. На душе было необыкновенно хорошо.
  "Нужность их труда, моего труда, труда и подвижничества других людей вообще вне предметного, - думал я. - Она в какой-то другой сфере оценок, для неё нужны какие-то другие категории. Это как магнитное поле Земли, сберегающее всех нас, спасительный свет дел, духовных хлопот и общения. Уберите на мгновение этих людей из моей, из нашей жизни, уберите на миг поэзию Пушкина, музыку Свиридова, пейзажи Нестерова, и вокруг нас сгустится тьма. Жить станет невозможно, нельзя! И пока, - продолжал размышлять я, - источают тепло, свет на земле нашей десятки, сотни, тысячи подвижников, сохраняется оберегающее всех нас от безусловной гибели равновесие".