Бессонница.
«Гемоглобин» все меньше болтает. Страшное утро в его памяти тает.
Под утро, выпадет слезной росой… Выйдет Макс на траву босой:
Птица поёт на рассвет заревой. Пороха запах устало влачится домой.
Потом перестрелки начнутся опять. Ну а пока… в кайф, босиком постоять.
Послушать рассветную птицу. Может тихонько о своем помолиться.
Снова пойдут фугасами отовариваться. Снова, с испугу, начнет он заговариваться.
И утренних птиц будет ждать отчаянно Макса - студента душа неприкаянная.
Ухают взрывы, он охает непонарошку. В каске и «броннике» чистит картошку…
Мара платочек, по хозяйски, повязывет. Мара, под выстрелы, сказки рассказывает.
У Божьей коровки тяжелое сердце. На всяких, ортодоксальных перцев…
Баба Мара ортодоксов крайних, не любит. Они душу свою делами «во имя…» - губят.
По римскому праву, по аналогии, у ортодоксов рабская психология.
Фанатику нужен хозяин и кнут. А думать не надо. За хозяина горло рвут!
«Ах, хорошо бы по миру что б… всем ортодоксам дать черпаком в лоб!
Хватит в наш мир бросаться какашками! Всех оболваненных накормить вкусняшками!
И - кто «во фрунт», сказать - Вольно! Станет тихо, мирно, красиво, спокойно!
Мир расцветет и родная страна!..» Глобально мыслит – домывая дно казана;…
Божия коровка - она из Черкасс. Прадед её, был характерник – Асс..
В наследство оставил всякие заговоры. И много еще чего - из фольклора!
Любит её послушать Синицын. На подоконник задом мостится…
Вдруг стихло всё…все окна раскрыло. Уши до боли, до крови сдавило…
И вылетел за рамой наружу Синицын. Затрепыхался раненой птицей.
Как карточный домик сложилось здание, «точки - У», Прямое попадание.
Божия коровка лети на небо! Все, все прошло…разлетелось в небыль.
Синицын живой, но контуженный. Мозг его местью пригруженный..
Общей мести, - гипотетической. Можно сказать, что политической.
Много в полях человечинки забытой… Чуть только дерном прикрытой.
Время летит… вот уж и осень! В свинец запечатала неба просинь.
Грязь, дождь моросящий, да вороньё! И небо худое и в поле зверье…
Подкрадывается на тихих лапах…Мнится зверью трупный запах!..
Зверей убивают, но все повторяется. Ночью опять звери являются.
По ним ведут огонь с позиции… Не спится ночью Синицыну.
Бессоннице тоже не спится. Бессонница рядом садится.
Бубнит и сердце жвачно гложет. Бессонница глупа; и, знать не может,
кому, какой начертан путь.Но будет врать. С ней не уснуть...
И, глупой, страх все будет мниться… Она, в ночи;, боится заблудиться.
Одна... И, потому за ним ползет.Зверья боится. Боится – курва! Пропадет!
Нет сна... душа утоплена в вине. Бессонница является извне.
Бессоннице не спится.. на!.. Бессонница любит Синицына!
А если уснуть ему получается, к Синицыну Мара, во сне, является…
«Со мной мои детки!»- поправит платочек, « Я не одна прибилась к сыночкам!
Добре приняли и дали приют. Мне и Максиму. На небе тепло… Здеся мир и уют!»
Сядет, улыбнется, потом застрожится: «И взял же ты моду – с нечистым водиться!..»
Только, что толку ругаться Маре?! Если война в самом разгаре!
Зверьком сердце в груди Синицына бьётся… На «гражданку» уже не вернется.
Что там? Там унижение, долги да кредиты. К мирной жизни пути закрыты.
Поднял тяжелую голову Синицын. Оправился, поправил амуницию.
Попрыгал, присел, автомат на ремне… Все тихо. Душа лишь звенит в глубине…
Есть у, орнитолога Синицына, опыт в добыче редкой птицы.
Бывало, идет, не хрустнет ветка. Очки одел. Пошел в разведку.