Я страдаю от призраков, милый, ты веришь мне? Вот приходит один - в мундире, высок и нем, вот другой, и от крови темны кружева манжет - чем-то смутно знакомы походка его и жест. Полусумраком полускрыт - не узнать черты - перламутровым идолом третий в углу застыл, только чёрным провалом зияет дыра в груди (я больна, я не выдержу, господи, пощади). Он ломает на ране корку, как тонкий лёд, пишет алым: «Исчислен, взвешен и разделён», приникает ко мне, томит, отнимает часть. Табаком и железом горчит на губах печаль. Так стоят - ночь за ночью, ни слова не говоря, в гулкой комнате свечи, как стражи, едва горят, и вздымается боль океаном, и нет ей дна. Как помочь им, как выслушать, я здесь совсем одна.
Вот бы хоть на мгновение сделаться вновь живой - ведь когда-то всё было иначе, да, милый мой? Помнишь наши балы, маскарады и вечера, фейерверки и вальсы под звёздами до утра, шорох платьев, браслеты, взгляды, лукавый смех - что ни день, незнакомые лица и новый грех. Помнишь залы роскошные в шёлке и бирюзе, помнишь вечную троицу близких твоих друзей, вы же были роднее братьев - не разделить. Мы все жили тогда - гуляки да короли. По бокалам текло вино, как в устах - слова, ты меня к ним порою так весело ревновал, хохотал, словно дьявол, палил из окна в ворон - как ты был безрассуден, безжалостен и влюблён, а сейчас нелюдимым сделался, запер дверь. Где друзья твои верные, где же они теперь? В доме пусто и холодно, мне не найти ключи...
Почему ты так смотришь, милый?
Зачем молчишь?