© Ирина Диденко: Птица памяти, графика
Когда-нибудь очевидно скажут...
Каким был теплый тот сентябрь,
каким был добрым и богатым
еще до времени утрат,
разъездов,
памяти
рогаток...
Какие шторы
в тишине
уже отторженного лета,
когда шла мне в память
как во сне
расцветка
будущих
рассветов.
каким был вязким тот сентябрь
с надрывом
будущих
октав...
-.
Чем больше в нас въедается молва,
тем больше мы обязаны сражаться
с рутиной повседневного хамья,
в котором прежде смели кувыркаться.
Кувырк, кувырк и больше ни чирик -
и ты попал под треки лет, мужик!
-.
Кануны пермской трагедии...
на стихаре говорили о новом гимне Перми...
Так совпало... Грустно и сташно...
И Ганнибал оказался земным каннибалом,
и многие прочие после него,
и мы озадачены, с кем не бывало...
Но нам-то при этом, казалось, за что?
...
Здесь воинка, химический спец-раз,
спец-два - заводов бездна, боже правый.
а во дворе у нас опять война...
без гимна здесь трудяги, но в медалях.
нам в Украине ведом этот град...
горит Донбасс восьмой годок подряд
...
Какой уж гимн, когда пылает вновь
шахтерский край, где попрана любовь...
конвои спецпродукцию везут...
идет война...
здесь гимнов
не поют...
-.
А ещё заговорят про летние лесные пожары..
Горят лесу, как будто вскоре
к нам впрямь припрутся НЛО
И хоспис срубят на Подоле,
и в жуть ужрутся в казино...
В котором прежде проиграли
мы и планету, и себя...
Подлейте, что ли цинандали
ведёрка три и от винта!
Теперь мы сами, без соседок
и оказалось - в нигляже
в хмурь без портов,и к нам не едут
союзных тружениц... рабы...
Откуда такая ПЛАНЕТАРНАЯ БЕЗРУКОСТЬ - до слёз!!!
Бога ради, не обижайтесь! С ув. Ве Ша
-.
У мезузы у порога прикасание от Б-га.
Прибыл на дом - помолись.
в дом войдя легко, аксцысь!
Прах дорог и ветер странствий
за порогом там в пространстве
здесь средь стен родных - уют
и священный абсолют.
Тихо Господу молись
и бродяжничать уймись...
Аве блудлый, аве странник
ты из дома не изгнанник,
ты бродяга,
фанфарон,
но мезуза
твой
засов.
Находясь в еврейском доме
отыщи ее глазами,
даже если будешь в коме,
прикоснись к ней
в час прощальный
аве Ева
аве Яхве
аве шхейне
аве яхне
Гобрахт мунес
аве я
в час прощания,
земля!
-.
Молясь над рюмкой коньяка
в бедняцкой дохлой наливайке,
в душе ты чувствуешь клопа,
а клоп - стенание всезнайки.
И у клопа, и у того,
кто выпить прибыл в сей клоповник,
одно заведомо чутье:
дерьмовый привкус, как терновник...
терновый венчик не на лбу,
а в горле выдрал пиитеты -
налей стопарик и врагу -
пусть знает враг,
что пьют поэты!
-.
Не надо плакаться на рюмкой,
и клоп тогда с души уйдет
в былые жизни закоулки,
где вымер весь честной народ.
Кто отползал, того достали,
кто испарился, то в бреду
не пьет сегодня цинандали,
а тихо мается в аду.
Сей ад придумали не сами -
в его нас аспиды загнали...
Зачем теперь моралите:
на дефиле идут не те.
Бредут сквозь жизни бредодо:
от ноты Си до ноты До