бабка -повитуха
1991 год. Средина августа. Мой меньший брат Анатолий пригласил нас с меньшим сыном Пашей в Киев на свой юбилей — 45 лет.
Отпраздновав юбилей, Анатолий нам предложил:
- Выслушайте меня. Перед уходом в армию в Ичне, возле нашей кухни, рядом с коридорчиком, я зарыл на глубине одного метра флягу с царскими серебряными монетами. Ты, Вера, знаешь их происхождение. Я уже двадцать пять лет занимаюсь нумизматом и они мне не понадобились. Свою коллекцию монет я подарю внукам, а эти монеты пусть будут тебе, Паша. Может и ты загоришься собирать коллекцию.
Нам время позволяло посетить малую родину. Я была в отпуске, а пятнадцатилетнему Паше в школу 1 сентября.
Приехав в Ичню, мы остановились у моей подруги Ирины. Она жила с дочерью Таней, которая на один день младше Паши. Таня посещала музыкальную школу по классу игры на гитаре. Паше очень нравилось звучание гитары и он тут же загорелся желанием научиться играть на ней.
- Таня! Научи меня играть на гитаре хоть несколько аккордов. Мне дядя Вадик подарил гитару, а я не знаю как перебирать струны.
- Паша, как я за такое короткое время тебя научу? Тебе 1 сентября над быть в Харькве, а сейчас 24 августа.
- Не волнуйся. Я быстро схватываю, а дома буду продолжать осваивать.
Квартира, где прошло моё детство, уже принадлежала другим хозяевам. Мои родители уже пятнадцать лет как умерли. Квартира перешла в жилищное хозяйство. Тогда ещё приватизации не было. За это время в доме из четырех хозяев произвели капитальный ремонт. На месте коридорчика пристроили большой коридор с кладовкой.
Нам не удалось отрыть царские монеты. (нам не разрешили новые хозяева. (Об этом я написала раньше рассказ «Клад»).
Возвращаясь к Ирине «не солоно хлебавши», рядом со сквериком я увидела Шведыху, бабку-повитуху. Не поверила своим глазам Неужели это она? Такая же щупленькая, маленькая, подвижная, в белом платочке, семеня маленькими ножками с кошелкой в руках, приближалась ко мне.
Я остановила её:
- Здравствуйте! Простите, Вы — Шведыха?
- Я — Шведыха… Мотря... А ты чыя будэш?
- Я — Вера Рудькова! Мы жили в том доме, - и показала на дом, угол которого виднелся вдали.
- Аякже! О. Боже! Нэвжэ цэ ти? Та я ж тебе прыймала оцимы ручкамы, колы мама тебе народжувала.
- Мама, ты поговори с бабушкой, а я пойду к Тане учиться играть на гитаре.
- Иди, сынок! Скажи Ире, что я задержусь, - ответила я.
- Бабушка, Мотря, Вы не торопитесь? Давайте зайдём в скверик и на скамейке пообщаемся.
- Пойдём, пойдём.
Присев на скамейку, Мотря продолжила:
- Верочка, какая ж ты стала пани! Если бы только видели тебя родители?
- Их уже нет пятнадцать лет. Каждый год весной я приезжаю к их могилкам в поминальные дни.
- Да, рано они ушли. Царствие им небесное. Но вы, дети, молодцы. Не забываете их. Могилки всегда убраны. Я иногда по -случаю навещаю их. Хорошие были люди.
Продолжила:
- Яка ж ты гарна! Даже не вериться, что ты явилась на свет под завывания бомб. То надо было только пережить. Это было осенью сорок первого года в ночь с субботы на воскресенье. В городе были немцы. Наш дом находился возле центра, а советские самолёты бомбили вражеские расположения, которые были в центре города. Когда завыли тревожные сирены, мы: Петрушиха с детьми - Васьком и Ниной, твоя мама на сносях с тремя сыночками, Галя с дочерью и я, запрятались в погребе, который находился под домом. Мой дед, сидя с банкой самогона в комнате за столом, не захотел прятаться. Прокричал мне:
- Чого я буду ховатысь? Наши мэнэ нэ тронуть! А помыраты — так з музЫкамы! Я нэ щур!
Я смотрела на бабку и не могла поверить, что ей уже, наверное, за сто лет. Она с таким пылом рассказывала, глазки блестели, помнила всё до деталей, связно, понятно доносила события. Она говорила местным разговорным языком. Я специально несколько фраз написала в оригинале.
- Так вот! Сидим мы в подвале — и тут такое началось, что страшно сказать. Неимоверный грохот, рев самолётов над нами и взрывы бомб. И, вдруг, у твоей мамы начались схватки. Детей отправили в дальний угол подвала. Хорошо, что все взяли с собой необходимые вещи и было во что тебя принять вот этими руками. С тех пор и стали меня звать — бабка — повитуха. При немцах больницы не работали и меня всюду звали на роды. У Насти Саенчихи так же принимала роды в сорок четвёртом году. В сорок третьем году, когда освободили Ичню от немцев, после ранения на несколько дней заехал к ней муж и через несколько дней отправился снова на фронт, откуда уже не вернулся. Вот Настя и родила двойняшек — Олю и Колю. Я теперь живу в их доме.
- Помню — в детстве мы с мамой ходили к вам в гости возле спиртзавода в маленькую хатку, - напомнила я.
- После войны деду предложили эту хатку, чтобы он был ночным сторожем возле будки с брагой, чтобы не воровали её посторонние для своей скотины. Днём брагу раздавали колхозам по талонам для кормления скота.
Наши два сына так и не вернулись с войны, и нам было всё равно где жить, - с горечью поведала бабушка.
- А, как дед? Выжил при бомбёжке?
- Ой, это кино! Утром первого твоего дня, когда уже не бомбили, мы открыли дверь подвала, а все ступени, ведущие с подвала во двор, завалены разрушенным прикрытием- надстройкой в подвал. Выйти с погреба никак. Четырнадцатилетний Васько Петрушихи и шестилетний твой брат Шурко вылезли во двор через щели в завале и позвали деда Яреська и деда Борисенка, которые остались живы, потому что прятались в заранее вырытых землянках, и общими усилиями убрали этот завал.
Когда мы вылезли из подвала — увидели страшную картину. В хату соседа Басанского
угодила бомба. От неё осталась огромная яма с раскиданным хламом. Другая бомба упала на хату Шубиных, образовав огромную воронку. Хорошо, что детей этой семьи раньше забрали родственники Шубиных, когда их маму угнали в Германию.
Бомба, которая упала на хату Басанских, спасла им жизнь
Перед этим за два дня, наш сосед — полицай Крипак, тайно сообщил Басанским, что всех евреев будут собирать в гетто и ночью забрал их к себе на чердак хаты. (Гришу, Раю и их дочь Мару).
После бомбёжки немцы принялись собирать евреев, но эту семью не искали, думали, что семья погибла при попадании в дом бомбы. Так Басанские и прожили на чердаке Крипака до прихода советской армии. Все соседи про это знали, но никто не выдал их, хотя помогали эту семью прокормить кто чем мог.
Ещё две бомбы упали в огородах нашего дома.
- А как же ваш дед?
- Захожу после бомбёжки в комнату, а дед, сидя за столом, положил голову лицом возле тарелки, обхватив её руками.
Я в крик:
- Ой, горе! Убили!
Тут дед поднимает голову и ко мне:
- Чего кричишь? И так голова гудит!
Я и села на пол. Не могу вымолвить ни слова. Окна выбиты, двери выбиты. Штаны деда, которые сушились на веревке возле печки. срезаны пополам и остались висеть на прищепках на порванной веревке. От банки, где был самогон, остались одни осколки, а у деда ни одной царапины.
- А почему Вы живёте у Саенчихи?
- Когда уме мой дед, меня забрала к себе Дуся Саенчиха, у которой я принимала двойняшек. Эти дети уже выросли, выучились, живут в Киеве. У каждого семьи. Вот она меня и забрала к себе.
Когда она умерла, дети не стали продавать хату, а оставили для дачи, и чтобы я там жила до конца своих дней. Коля приезжает часто, на зиму запасает топливо, привозит продукты. У Олечки уже есть внуки и она приезжает только на могилку мамы. Я ещё сама управляюсь в огороде и по дому, держу курочек. Всегда свежие яички.
- Сколько же Вам лет?
- Та хиба я заглядую в пашпорт? Коля мени добывся пэнсии, яку приносять в хату. Ось так и жыву.
Я смотрела на эту старушку и не верилось, что так может сохраниться человек — при ясной памяти, не потерявший интерес к жизни, подвижный с искринкой в глазах.
Больше я никогда её не встречала, хотя и приезжала каждый год включительно до 2018 года.
На фото церковь в Ичне.
-
-