Первый.
Что ж война?!. Война, война, война… И сколько здесь пролито вина?!
А сколько крови - тёплой, ярой и нечаянной, здесь было выпито случайно?..
Если хлещет эта кровь… живо, яростно, упруго - из яремной вены друга…
И, не в силах эту кровь ты держать, вспомнишь Бога... Душу… Мать!
На войне, случается, что жизнь под пальцами твоими, как – то так кончается…
И ты чуешь крови ток. Всё слабее и слабее. Закричишь: « Держись браток!..»
На войне, вот так случается, что друг твой - брат тебе, он в конвульсиях кончается…
На войне…такое дело, лучше сильно не дружить. Так проще мертвых хоронить...
Так и решил орнитолог Синицын. Уже нахлебался. Пора бы угомониться!
Домой бы поехал… но нет!.. Снова стылый, больной, холодный рассвет…
Что – то втемяшилось доценту, въелось ему в мозги… может долг, или долги?
А может глупая та, неразделённая, любовь?.. А может быть просто…кровь?
Горячая, парная, с металлическим привкусом…парит мозги диким искусом.
Он не знает ответ… да и лень… он не сведущий. Важен один день - следующий!
Худой, седой, страшный Пингвин, предпочитает быть на отдыхе один.
А, на акциях, в головном дозоре. Пингвин всегда и всем доволен.
Синицын совсем стал другой. Поджарый…Кадык острый. Волосы – ежик седой.
Взгляд, из - под очков, недобродушный. Синицын теперь единица! Чел. Нужный!
Пингвин – «первый». Имеет вес и уважение. Навел среди бойцов движение…
Сколотил группу, себе подобных. Контуженых, расчётливых и хладнокровных.
Грамотно строит маршрут. На опасных направлениях они ходят в сопровождение.
У Синицына подход, с научным уклоном. Собрал из хлама пару летающих дронов.
С такой, грамотной, разведкой боестолкновения у Пингвина бывают редко.
Да, было трудно, но дело – то пошло. И многие теперь хотят к нему под крыло!
Он чует пространство. Наперед знает. Тихо по территории противника ступает.
Готов «гражданских» «отработать»… Если заметят разведчиков. Не его забота!
Все больше бессмысленных акций…Утро. Мгла. Неба свинец. Пора выдвигаться!
Вчера была акция! В открытую дверь граната… Катилась, перекатывалась накатом…
Взрыв, вскрик… граната вторая… Накрест, теперь, заколочены двери его рая…
У группы Пингвина «высокая планка», полная занятость и счет в независимом банке.
И, говоря между нами, за месяц разрешился Синицын со своими долгами…
Платит бойцам зарплату… Стыдно и вспомнить ему, что его угнетало когда - то…
По ночам, за кордон, его группа сопровождает конвой. Что ж, бойцам не впервой!
Иногда двухсотых, иногда документацию… Иногда то и то, после неудачной акции.
Раньше, в нужде, он не видел ни зги… теперь канули в лета доцента долги!
Рулит контора! Но лучше уж быть в «Кавалерии», чем сидеть живым щитом артиллерии!
«Пингвин»?.. Довольный… бабки идут… и чихать он хотел на мораль, с колокольни!
Очень часто - в вопросах морали, за этот год, его в навоз по самые уши макали!
Теперь он сидит на пороге, автомат на ремне. Тонко душа лишь звенит в глубине…
От этого звона, ему, не спится: «Да и мать ее… в душу! Кто ее глупую станет слушать?!»
И что там, кто там? Ему все равно… А, душа второе пишет для Галки письмо.
Когда тело его стреляет, двигается, прыгает… Тело, на дело кровавое душу двигает…
Душа противится. Душа не хочет. Душа, теперь, для Галки, жалобное письмо лопочет:
«Здравствуй милая Галка! Ах, как мне нашего Синицына жалко!
Наш с ним союз умер. Мне страшно! Результат прямого попадания в его «башню»!
И крышу совсем снесло у Синицына! Нам бы с тобой за него помолиться… на!
Все носится с местью своей. Суетится! Глупым стал наш орнитолог Синицын!
Тут, Галочка, такое вот дело! Отнесло меня взрывом от его тела!
А ему наплевать! Ему и горя мало! Хорошо бы - ты его к себе забрала!
И так бы друг другу, вы приглянулись. Глядишь, и я бы к нему вернулась!..»