(История архитектуры Москвы.)
Ульянов по клички Ленин ненавидел курящих женщин, мужчин и детей особенно. Однажды он даже не принял трансвестита с сигарой за сто евро, хотя ходок ради аудиенции выкрасил губы в цвета революции.
Сигару ручной сборки скрутила в Гаване на левой ляжке Мария дель Карма. Табачные листья она клеила своей целебной слюной, которая поднимала либидо седым донам и будоражила матрон, пресыщенных сахарным тростником. Чико мучачо ходили за мулаткой табунами и просили:
– Бигжоп Свит*, айда в фавелы. Выпьем кубинского рома, курнём панамской син-семилльи и спляшем «Лa Бaмбу» топлес.
* Сладкожопище (англ.).
Красотка отказывала, зная, что за танцами следует:
– Приляг, отдохни, сними труселя, чтоб резинка не жала.
Просто Мария любила только Дон Хуанпа, Че Гевару и худую квартеронку без комплексов с рыжими дредами.
Ленин тоже любил одну троицу: себя, госпожу Арманд и товарища Крупскую. Причём каждую ипостась по-разному: красотку Инесс больше, чем потолстевшую к старости Надьку, а себя ещё больше, чем их обеих вместе взятых.
Из напитков вождь предпочитал тёмное баварское пиво, а из развлечений – походы в ночное на русское поле. Он вдыхал аромат волшебной трын-травы, пел акапелла и танцевал танго с ночными зайцами. Под луной они прижимались к нему голыми за смешные деньги, а за глаза звали:
– Лох лысый, Вован болван или Старпед*.
*Звезда Олдово-голубая Педро (англ. исп.).
Все русаки были с рождения вегетарианцы и упёртые анархо-синдикалисты. Они презирали плотоядных коммунистов и плясали с их атаманом только ради денег. На выборах косые трусливо прятались в кабинки и всегда голосовали назло Ленину: за батьку Махно и мамку путан Эмму Гольдман.
В Цюрихе Вован Симбирский каждый день тосковал по родине и пил пиво без радости. Вместо кружек там подавали бокалы, а вместо красных, как революция, раков, – розовых, как лесбиянки, омаров.
По ночам главарю отребья снились родные поля с душистыми стогами сена и до-родными красномордыми крестьянками. Копошась в соломе, они обнимались, целова-лись в засос и принимали срамные позы Камасутры. Бесстыдницы игриво виляли попкам, строили глазки и хохотали.
Одна баба с гундосым деревенским сопрано орала похабные частушки, а дугая была в летах, без комплексов и исподнего. Обмахиваясь подолом сарафана, она подмигивала Вове, по-свойски, и звала для забавы:
– Чо зыришь даром, хмырь картавый. Сюда иди! Я тя, майн хер, враз вылечу. Ты у меня ща зарычишь, как Лев Троцкий и Тигран Великий, увидав голый гарем шаха Ха-лила Вагифа Али Хариса. Открытки сераля им продал из-под полы на базаре Бухары русский евнух. Он сдался янычарам при осаде Плевны и был кастрирован той же ночью, а ты к утру будешь кудахтать и кукарекать не хуже Петьки из бригады Чапая.
Вожак быдла бежал на зов плоти, скидывая походу порты и исподнее. Селянки свистели, улюлюкали и одобрительно ухмылялись ленинской прыти:
– Давай зажигай, чёрт картавый! Распни сучку по-французски, а лучше по-итальянски, как Секст Тарквиний – Лукрецию.
Потёртая жизнью и ловеласами, красотка желала убедиться в твёрдом намеренье ухажёра. Мозолистой ручищей она сдавила его мужскую суть, но тут каждый раз являл-ся великий и ужасный Карла с Марса. Грозный пришелец, по кличке: Чёрная борода, размахивал над головой оглоблей и требовал с прусским акцентом:
е: Чёрная борода, размахивал над головой оглоблей и требовал с прусским акцентом:
– Вертай майн капитал, руссишь швайн! Шнель по-бырому, говно лысое!
Шуры-муры таили, словно дым папиросы. Предводитель нищих просыпался в холодном поту и стучал зубами до открытия пивных.
Когда в Европу пришла пандемия, он сел зайцем на курьерский поезд с двумя да-мами. Ульянов посулил им за эскорт услуги золотые горы Урала с полудрагоценными каменьями. Ещё он дал денег проводнику и тот запломбировал купе от Испанки и охранки.
Одна спутница была молода, длиннонога и конченая суфражистка, а другая стпрая страшная дворянка, эмансипированная на голову до мозга костей. На съездах они материли Помазанника почище пролетариев, а в перерывах бегали в дамскую комнату. Заперев кабинку, шалуньи приводили себя в порядок, достав из ридикюля огромную морковь.
Диковинные плоды они покупали на Мичуринском рынке у деда Ивана с Рязани. Добряк по кличке Академик, сочувствовал женщинам, собакам Павлова и даже дрозофилам. Стоя за прилавком, он всегда давал дискант революционеркам, а сидя в подсобке – забористую медовуху и вялый хрен.
Худая молодая звала попутчицу: Старая Профура, а та её: – Чалая Соска. Но на время круиза мудрые женщины заключили перемирие. Они поклялись Карлой не тырить друг у друга французскую косметику и по очереди подавать Ильичу чай, ночной горшок и лю-бовь. Держа слово и опасаясь ленинской заразы, седая дева наряжала его достоинство в кишку козы, а юная – в мочевой пузырь горного барана.
Ленин обещал ей хату с ватер-клозетом в Кремле, но, как всегда, обманул, правда, по вине Троцкого. Тот приберёг царские палаты для своих протеже, а ленинской шмаре дал ордер на крохотную каморку в театральной общаге за Александровским садом. Еврей и сам туда часто похаживал, да поглаживал учениц Станиславского, потому что питомцы Немировича-Данченко были зажаты.
Добравшись домой с комфортом, гений первым делом взял, да поцеловал горсть земли русской. Слюнявый чернозём он бросил в глаза крестьянину, плетущемуся с покоса.
Вова пригрозил ослеплённому старцу побоями с революцией и, отняв у него косу, пошёл в пивную. Там он выследил мастерового, гулявшего в честь получки от пуза. Когда тот рухнул в свою блевотину, хитрец забрал у спящего деньги, оселок и расчёску без двух зубчиков.
Вождь сразу убрал нал в носок, а в день взятия Бастили подарил гребень Инессе за ночь французской любви. Поймав вшей, она объявила ему мораторий и выкинула че-салку, а он подобрал и передал Надин на именины.
На родине Ульянов сразу скосил всю траву в Разливе, на Марсовом поле и на лёт-ном Графа Шереметьева. Потом он поправил косу оселком и продолжил работу в Александровском и Нескучном саду, а затем – в Горках.
Тысячи людей бросили курить папиросы, самокрутки и козьи ножки. Они продали кальяны, чилимы и чубуки, а красные, как Ленин, Апачи – даже трубку мира. Начались войны, но вылеченные от пагубной страсти люди ликовали. На радости, они обещали похоронить благодетеля с музыкой, но, как принято у растаманов, обманули…
Дальновидные дамы Владимира Ильича почуяли неладное загодя, чисто по-женски. Крупская чалилась поболи сожителя и была бикса тёртая. На зонах она прошла колхоз вертухаев, качели левых эсеров и карусель урок. Они накололи Нади звезду сзади и, уважая её по натуре, звали ласково:
– Крупняк Ништяк! Канай на болт мухой. Дай двоим, троим, давно сидим.
Своя в доску дама шла не спеша, покачивая богатым задом перед очарованной очередью. Она знала себе цену, отвечала за базар по-пацански и, вникнув в делюгу, каждый день твердила Вовану Симбирскому:
– Разведут тебя, батенька, твои торчки! Как пить дать кинут, когда крякнешь.
Роскошная красотка Арманд тоже была в теме. Распахнув ленинский гульфик, она грациозно теребила крохотное содержимое, и все ночи напролёт шептала:
– Не делайте добра, мон шер, не получите зла.
Ближний круг, как в воду глядел. Когда босс быдла почил, гроб нести было неко-му, и его покупать не стали.
Останки долго валялись под кирпичной стеной, пока на них не наткнулся Сталин. Он нёс на помойку коробку от новенькой импортной стиральной машины и спешил вер-нуться. Великий языковед хотел постирать дочке платочки и испытать аглицкий агрегат в деле. Споткнувшись, он по-грузински помянул в сердцах маму и спросил чисто по русски:
– Шени дэда могитхан! Ты чьё, гнильё? Каких мастей будешь, падаль вонючая?
– Свой я! Из наших! Из красных большевиков! С младых ногтей продал душу Кар-ле и служу Чёрной бороде не за страх, а за совесть. Это я принёс малым, сирым и убогим весть о сладкой жизни опосля. Вы уж не серчайте на старика, Господин хороший товарищ генералиссимус – залепетал Ленин.
Сердобольный тиран уважал аксакалов и показал великодушие:
– Ладно, лежи уж, старый хер.
– С радостью! Останетесь довольны, не сомневайтесь. Откуда начать прикажите? С конца али с сердцевины?
Но Йосиф Виссарионович уже не слушал, а думал о вечно светлом будущем:
– Я можа тожа попозжей подгребу, мечту-красну подопру.
– Милости прошу! Буду счастлив прильнуть под бок Отца всех народов, – ответил Ленин, вылизывая сапоги из кожи новорождённого ягнёнка.
В те окаянные дни кремлёвские новосёлы каждый день вешали контру, а своё по-стиранное исподнее – раз в месяц. Оно сушилось на верёвке, протянутой вдоль красной стены, а чтоб враги его не украли, рядом дремал часовой с заряженным ружьём.
Мингрельский еврей закатил глаза в небо и упёрся взглядом в поношенное бельё Дзержинского. Чёрные от коросты портянки, кальсоны в жёлтых разводах и рубаха с кровавыми пятнами до локтей. Они давно перестали отстирываться и смердели так, что вся площадь вокруг покраснела со стыда.
Вождь намба ту поморщился и перевёл взор на панталоны мадам Коллонтай. Всматриваясь в блакитные, капустные и фукси цвета, он облизнулся, почесал пах и глянул по сторонам.
Джугашвили убедился, что часовой дрыхнет без задних ног и взял на сувениры пару трусселей с бельевой прищепкой. Ей он зажал нос, чтоб укрыть предчетю коробкой от стиралки. Правда, некоторые серьёзные учёные считают, что её он передал на строи-тельство Днепрогэс, а Вову накрыл коробом от немецкой хлеборезки Феликса.
В Москве грянул гром и начался ливень. От осадков заграничный картон из рус-ского древа одеревенел, а со временем и окаменел. Когда туда принесли подселенца, хозяин проснулся в полночь и встал не с той ноги. Насупив брови, он грозно оскалился на, зарычал и полез в драку:
– Ты чо припёр, рябой пидар? Хош из моей усыпальницы общагу для хачей сде-лать? Не катит, чурка черножопая! Пшёл вон, не то рублём накажу, да на елду насажу.
Но абрек был не зелёный баклан, а авторитетный пахан по кличке: Колчерукий Ко-ба. Он с юности брал банки на гоп-стоп и мотал срок в суровой бакинской крытке. Там без лишних слов убили 26-ть комиссаров, потому что 27-ой и 28-ой убежали. Братья Мико Янь и Мико Инь подкупили охрану и их вывезли на волю в бочке с тюремнвми испражнениями.
Горец спрятал в анале кинжал Кубачей, украшенный каменьями, и пронёс его через два морга. Присев в мавзолея орлом, он покраснел, как большевик выпивший бочку красного Негру де Пуркарь, и выдавил контрабанду. Кавказский бугор замахал пером под носом агрессора и, презрительно сплюнув, зашипел:
– Ты чо, жид калмыцкий, шпион немецкий, рамсы попутал? На кого пипку поднял, петух старый? Ты меня на ленинские понты не бери. Я тебе ща все глаза выколю, а уж слепенького опущу по самые гланды! Понял, кукан дешёвый, чугрей фуфловый?
На шум прибежали часовые и с трудом успокоили бузотеров прикладами. Те храбро сопротивлялись: кусаясь, царапаясь и ругая миротворцев обидными словами. Улья-нов ухитрился даже тяпнуть одного за ногу. Она мигом покраснела, а через час – почернела и отвалилась.
Утром о ЧП доложили в ЧК. Там, даже те кто сидел, стоял за дело мира. Вождей развели, а театр одного актёра им. Ленина укрепили гримёрами и парфюмерами. На входе повесили табличку: «Чучело вождя руками не трогать!», а цену на билеты повысили в три раза.
Посетители стояли в очереди по пять часов, чтобы только поглазеть на нетленку. Им запретили к ней прикладываться, делать селфи и отщипывать кусочки на сувениры. Зато стали продавать рекламные буклеты с фото мумии в три четверти:
«Приглашаем москвичей и гостей столицы посетить нашу эксклюзивную экспозицию по доступной цене. Ждём Вас каждый день с 8 до 18 часов, кроме понедельника.
Наши доброжелательные специалисты помогут Вам грамотно подобрать выгодный ракурс для созерцания экспоната накоротке. Мы гарантируем неизгладимые впечатления от чуда на века. В противном случае вернём Ваши средства полностью в течение календарного месяца со дня обращения. Остерегайтесь подделок!
С искреннем уважением, Ваше ЗАО Мавзо трейд лимитед».
Паломники хранили проспекты в сундуках, но изредка показывали внукам, хвастаясь своим хаджем и близостью с покойником.
--------
Иллюстрации из интернета, реставрация бати: 1. Первый в мире борец тяжёлого веса с лёгкими наркотиками. 2. Шпрехшталмейстер зазывает почтеннейшую публику посетить своё шапито.
© Copyright: Клавдия Кнопассер, левый берег Москвареки, октябрь, 2021.