Я не завидую мёртвым,
не соболезную нам,
пока мадерой и мёдом
поддёрнут млечный туман,
и каждый третий не лишний
в клубке горячих теней,
а в холодильнике вишня
примёрзла к пятой стене,
все имена – псевдонимы,
никто не стал беглецом.
Смотри не в душу, а мимо –
смотри мне прямо в лицо.
Моё неверное слово
убило подлинный блеск:
здесь каждый третий в оковах,
но каждый первый беглец,
нигде не бросивший якорь,
не засыпающий там,
где добровольность двояка
и не платить по счетам
определённо не значит
сорвать решающий куш
в ночь карнавального плача,
в парах брожения душ.
Тебе послышалась правда:
никто не спал с беглецом –
ни с тем, ни с этим. Радары
доносят: близок циклон
сезонный, быть урагану,
штормить в стаканах слои…
Да, я, как водится, рано
отметил свой Хэллоуин
и не хотел бы ещё раз,
однако датчик фонит.
В ладонях снова озёра –
обсидиан, эбонит –
врубайте трек: не испортит
подспудно алая тушь
ни ночь блуждающей плоти,
ни день потерянных душ.
Почти срывает с орбиты
несвоевременный страх,
но стрелка с жертвой забита
в забытых гуглом местах,
где непреложность – изъяном,
пределом страсти – борьба.
Я выбираюсь из ямы.
Офонаревший бульвар –
похмельный недо–Анквеллен,
недо-разомкнутый круг.
Озноб змеится по вене,
забавным кажется вдруг
вплести на полном серьёзе
в поток типичных причуд: –
«Я жить могу без шартрёза,
но не особо хочу».
Паласом мягкая тина,
в X.O. мерещится ром,
пока спираль серпантина
дрожит электрошнуром.
Хохочет ловчая стая,
без плёнки вьётся кино,
почти никто не узнает,
что у меня за спиной
энергоёмкая шалость,
полунагая вина –
коктейль, в котором смешались
и нравы, и времена.
Трофей – синоним растраты;
вот так и сходишь с ума.
Над юго-западным трактом
прогорклый чёрный туман.
Порой любовь понарошку –
последний повод к войне,
порой стеклянная крошка –
пароль на выход вовне.
План эфемерного завтра
смешон и чем-то жесток –
дышать на северо-запад,
смотреть на юго-восток,
но делать ставку на ересь:
несуществующий тракт.
Сухой и солнечный херес,
октябрь, четыре утра:
тут за любым псевдонимом
мелькает рой беглецов.
Смотри не в строчки, а мимо –
смотри мне прямо в лицо.
Лиловой кровью гарнача.
Сереет, перегорев,
ночь ритуального плача –
невыдающийся рейв.
Но кто-то фыркнет под локоть,
что наш решающий куш –
ночь воскрешения плоти,
эон спасения душ.