В ноябре в Петербурге страшно.
Не хватает сна, доброты, света.
Мне бы точно знать –
Это всё не важно.
Моя песня не начата,
Потому не спета.
Но без солнца петь – потяну едва ли.
Грязь хохочет теперь под ногами густо.
Повернуть бы назад, пока не пропали…
Но глядишь назад, ну а там
Пусто.
Окраина теряется в холодных помойках,
Одни собаки находят там что-то живое.
Какая-то жизнь разгорается в новостройках,
Только нам не это, нам совсем другое:
Славить серое с бледным на голых подушках,
В бесполезных карманах квитанции комкать.
И шептать, и шептать монументам на ушко
Непонятные басни нескладных потомков.
Ничего, ничего, и перо заточим,
И закроемся тут с запасённой брагой,
Утончённой жалостью к себе и прочим
Будем щедро делиться с пустой бумагой.
Но соседа уже догнала трясина -
Как он страшно кричит и в крови рубашка.
Угрожает убить и жену и сына -
Обострение осенью, ну и алкашка.
Он дубасит по двери как демон, братцы,
Ведь жена не пускает его с работы.
А мне нужно писать, мне нельзя отвлекаться.
Я надеюсь, что вызвал ментовку кто-то.