II
Ты, старый тис, касаясь плит,
Читаешь мертвых имена,
И каждый череп в черных снах
Венком корней твоих увит.
Меняется покров полей,
Приплодом полнятся стада –
Людские краткие года
Бьет маятник твоих ветвей.
Играет солнце вдоль жнивья –
Ты неизменен, старый тис,
Не отвлекаясь, смотрит вниз
Тень вековечная твоя.
Тяжелый тис, когда порой
Твой мрачный взгляд встречаю я,
Мне кажется, что кровь моя
Струится под твоей корой.
III
Печаль, ты мой жестокий друг.
Ты, жрица Смерти в крипте серой,
Дыша то ладаном, то серой,
Какую ложь прошепчешь вдруг?
Ты шепчешь: «Звезд слепой разгон
Плетет серебряную сеть,
Крик тверди будет в ней висеть
И гаснущего Солнца стон;
Природа, музыки фантом,
Ты, слабый дубль моей души,
Пустые руки покажи
Собранию бесплотных форм!»
Но друг ли мне моя печаль?
Объятий плен ее всеблаг?
Иль черной крови черный флаг,
На створках разума печать?
IV
Приходит Сон, я рад отдать
Ему способности души.
Ты в рабстве, воля, тьме служи,
А сердцу и во сне страдать.
Ах, сердце, шхуна без руля!
Куда несет нас бриз ночной?
Ты спрашиваешь: «Что со мной?
Я бьюсь, рыдая и боля».
Да, что-то потеряло ты.
От горя, словно от мороза,
Снежинками вдруг стали слезы –
Разбейся в брызги пустоты!
Всю ночь роятся без преград
Бед неизвестных злые лица,
А утром воля пробудится,
Кричит: «Не будь рабом утрат!»
* Полный текст поэмы со вступительной статьей переводчика и комментариями доступен на ресурсах:
Литрес и его партнеры, BookMate, Ozon, Aliexpress, Wildberries, Amazon, RiderO.
II
Old Yew, which graspest at the stones
That name the under-lying dead,
Thy fibres net the dreamless head,
Thy roots are wrapt about the bones.
The seasons bring the flower again,
And bring the firstling to the flock;
And in the dusk of thee, the clock
Beats out the little lives of men.
O, not for thee the glow, the bloom,
Who changest not in any gale,
Nor branding summer suns avail
To touch thy thousand years of gloom:
And gazing on thee, sullen tree,
Sick for thy stubborn hardihood,
I seem to fail from out my blood
And grow incorporate into thee.
III
O Sorrow, cruel fellowship,
O Priestess in the vaults of Death,
O sweet and bitter in a breath,
What whispers from thy lying lip?
'The stars,' she whispers, `blindly run;
A web is wov'n across the sky;
From out waste places comes a cry,
And murmurs from the dying sun;
'And all the phantom, Nature, stands—
With all the music in her tone,
A hollow echo of my own,—
A hollow form with empty hands.'
And shall I take a thing so blind,
Embrace her as my natural good;
Or crush her, like a vice of blood,
Upon the threshold of the mind?
IV
To Sleep I give my powers away;
My will is bondsman to the dark;
I sit within a helmless bark,
And with my heart I muse and say:
O heart, how fares it with thee now,
That thou should'st fail from thy desire,
Who scarcely darest to inquire,
'What is it makes me beat so low?'
Something it is which thou hast lost,
Some pleasure from thine early years.
Break, thou deep vase of chilling tears,
That grief hath shaken into frost!
Such clouds of nameless trouble cross
All night below the darken'd eyes;
With morning wakes the will, and cries,
'Thou shalt not be the fool of loss.'