Камень Искандера, часть 1

Ануар Жолымбетов


                Не бывало еще поэта, не сложившего хотя бы двух строк, посвященных этому многовластному царю и могучему воину, кого так безмерно возлюбил Аллах, - настолько велика его слава.
               
                С к а з а н и е
О необыкновенном путешествии  великого царя древности Искандера Двурогого в страну вечного мрака в поисках живой воды, о драгоценном камне, врученном ему в качестве дара от самого Всевышнего пресветлым ангелом Его, и о том, как Хызир-пророк, сопутствовавший ему походе, сам не ведая того, обрел бессмертие.

                1

Счастливый Йемен спит устало,
Белеют смутно замки на холмах,
Прибрежных пальм под бризом теплым опахала
Творят во мгле непроизвольный взмах.
Журчит в камнях прозрачная  волна
В прохладу ночи лунной влюблена.

И звезды блещут ярко, как алмазы,
В иссиня-черном бархате небес,
И кораблей в порту вдруг скрипнет разом
Качнувшихся волною снастей лес,
И тихо близится рассвет,
Угрюмых гор уж виден силуэт.

Все спит еще, как в мирной колыбели,
Плывет туман белесой пеленой,
                И лишь на судне эллинском, потрескивая еле,
                Пылают факелы над величавою кормой,   
                Стоят на страже воины, - то бодрствует триера
                Царя царей, владыки мира Искандера.

                Под шелком балдахина восседает
В порфире царь средь первых мудрецов,
Средь государей. Взор его сияет,
Он горд, он к новым подвигам готов,
Лицо его решимостью горит,
К своим друзьям он слово говорит:

«Из всех концов Аллахом данной мне державы,
Едва услышали мой зов,
Оставив жизнь беспечную и отчий кров,
Минуя горы и леса, пустыни, рек бурлящих переправы,
Вы прибыли, надеюсь, в добрый час.
За верность вас,
                Друзья мои, благодарю.
                Хвала Всевышнему, я многого добился,
Подвластны мне и юг, и север, запад и восток.
Весь мир у ног моих покорнее раба склонился,
И некому войной грозить теперь, отцы.
Ржавеет меч в углу, беззвучен рог.
Постыли роскошь и забавы,
Придворный этикет, льстецы,
Толпы зевак, наложницы, и как тюрьму
Уж ненавижу я мои дворцы:
Живу на корабле.
                Предавшись ветру лишь, и сам бессмысленно, как ветер,
Как будто нет мне дома на земле,
И день, и ночь от скуки я ношусь из порта в порт.
Везде одно: пиры, охота, женщины, глазеющий народ,
Придворные льстецы, -
Ни в дня приветном свете,
  Ни в ночь покой не обрести.
Уж легче в рай по волосу пройти !
                И здесь все то ж… Взгляните, право, на причал».
И грустно царь главою покачал.

                В тумане там, на мраморных ступенях,
Стремя к царю измученные взоры,
В мольбе ломая руки, на коленях,
Сгрудились царедворцы, - грянул хор их, -
Несчастные вельможи, как они скорбели
И, изорвав шелка свои, и плакали, и пели:

«О царь! Сойди, сойди к рабам твоим
Аравии забытой и злосчастной,
Звездой божественной навек храним,
Всевышнего любимец многовластный!

Сойди, о царь! Сойди на наши руки.
Яви себя, о мудрости оплот.
Яви! Не вынесет уж боль разлуки
Тобой, о царь, отвергнутый народ.

Сойди, о царь! О сжалься, солнцеликий.
Без слова твоего, как вымерли дворцы,
Гаремы в горе, в трауре, великий,
В тоске эмиры, воины, гонцы.

Гепардов своры в клетках темных чахнут
И мрут в тоске охотничьи слоны,
И розы, розы уж полынью пахнут
В садах тобой отвергнутой страны!

О царь, мы молим, как один:
Сойди! Сойди! Дозволь тебя нам лицезреть,
Дозволь любить тебя, о царь, о властелин,
И ублажать, и славу петь!»

Смиренно ждет заря конца их жалоб
Бледнее бледного на кромках палуб.

И вот, лишь песнь к царю оборвалась,
В молчанье скорбь придворных обратилась,
Заря, алея, в небе занялась
И буйным в море пламенем разлилась,
И звезды гаснут, стаяла луна,
И лавой огненной встает волна,

И чаек в дымке красной тонут крики.
Матросы с смехом ставят паруса,
На лицах пляшут огненные блики,
Их взоры смелы, дерзки голоса.
Их море ждет, торопит кормчий их,
Ветрами бурь просоленный морских.

Трепещут  флаги над триерой,
Внимают вновь на ложах мудрецы,
Цари и витязи владыке мира Искандеру.

«Аллах велик! Так слушайте, отцы!
Прослышал я, за занавесом тьмы, где вечна ночь,
  Куда и рыбе не доплыть, и птице долететь невмочь,
В неведомом краю живой воды течет таинственный источник.
                Хочу испить ее, бессмертье обрести.
Готовый к тяготам пути
Найдется ли средь вас мне друг заветный да помощник?
Что скажете, отцы –
Цари и мудрецы?»

Смешались тут ученые мужи.
Цари, герои битв, и те смешались.
«Прости нам дерзость, царь. Преславен ты, но сам скажи,
Бессмертен кто?» 
                «Один Аллах, не ведающий лжи».
И все царю смущенно улыбались.
Склонялись головы в чалмах,
Склонялись низко в гребнях конских шлемы.
«Великий царь, да охранит тебя Аллах
Стезей идти не человеческой! Не смертны ль все мы?..»

И усмехнулся царь, и с ложа встал,
Порывисто откинул плащ пунцовый,
И на груди его доспех чеканный  засверкал,
В каменьях меч сверкнул его суровый.
Красив, как бог, торжественен и нем,
Надел привычно воинский он шлем.

И пало ниц, страшась царева гнева,
Собрание ученых и царей.
И вдруг в тиши, под звук скрипучего напева
Канатов корабельных и снастей,
Хызир-пророк, ведомый стражею, возник
И, пав перед царем, к руке его приник,
Склонившись низко старческой главою,
Под ветхой синею  абою:

«Ты кто?» – спросил сурово царь.
                «Зовут меня Хызир. Я из пустыни, государь.
                Простой феллах.
                Возьми меня, о царь царей».
«Наслышан о тебе, - промолвил царь, -
О мудрости твоей, благих делах,
Но ты не витязь, не боец,
                Обуза лишняя в походе ни к чему…»
               
                Смиренно старец отвечает:
«О государь, и я к тому.
                Где вечна ночь, полезней воина  слепец».

                Конец 1 части

                продолжение следует