На заборе неброской дачи,
Утопавшей в плену красот.
Презирая всю лють, собачью,
Умывался соседский кот.
Ни подбрёх ни свирепость псины,
Не смущали кошачих глаз -
Все угрозы, котам едины,
Коль в запасе спаситель-лаз.
Позволявший шальному троллю,
Отдыхавшему над жильём.
И себя распотешить, вволю,
И глумиться, над кобелём.
Отчего возмущённый пёсик,
Попривыкший "рубить с плеча".
Сотни раз порывался, сбросить,
Обнаглевшего ловкача.
* * *
Содержали дворнягу плохо,
Без костей да простых потреб.
Отдарясь то невкусной крохой,
То водой под засохший хлеб.
Но не злясь на скупых хозяев,
Насаждавших скупую блажь.
Верный пёс, заливавшись лаем,
Всех бомжей отучил от краж.
А бродивших вокруг соседей,
Средь каких мог сыскаться вор.
Обязал день и ночь, в приседе,
Обходить стережённый двор.
Только хлад да лихое время,
Подкосили здоровье пса.
Ниспослав и хворобы бремя,
И лишай что слезил глаза.
* * *
В межсезонье на стылой даче,
Прозябавшей в холодной мгле.
Хоть зайдись, в неуёмном плаче -
Только глушь да тоска в числе.
Оттого беспощадный цербер,
Стерегущий пустой чертог.
Заключил что и мир ущербен,
И патрон что к собакам строг.
А к забору всё той же дачи,
Посеревшей от злых пустот.
Выручая судьбу собачью,
Притащился всё тот же кот...
* * *
Ощущая волну трагизма,
Что напала на пса всерьёз.
Наш мурлыка, с девяткой жизней,
Доходяге мясца принёс.
Отчего с мировой подачкой,
Зачеркнувшей былой досуг.
Мудрый кот, что помог собачке,
Принимался теперь... как друг.
* * *
Подглядев сердобольный случай,
Чертыхнёшься на злобный свет.
Что кого-то чему-то учит,
А кого-то увы уж нет.
Ну а кто-то и вовсе скажет,
Что у зверя де свой резон!
Подчиняться да быть на страже,
И в сезоны, и не в сезон.
Только все мы в нелёгкой жизни,
Вместе с псиной и тем котом.
От рожденья до самой тризны,
Разуменья от мира ждём.
И хоть в доли мы все разнимся,
От других поперёк и вдоль.
В злоключеньях, мы все роднимся,
Чуя сердцем... чужую боль.