А он на деле чей-нибудь супруг,
Впадающий легко в анабиозы.
Он безразличен ко всему вокруг,
Но дважды в год стабильно дарит розы.
Он чаще покупает лепестки,
Чтоб на кровати выложить сердечко.
В шампанском заиграют пузырьки,
Романтика отеля безупречна.
- Привет, малыш! Замёрзла? Проходи, -
Подхватит на руки, обнимет, поцелует.
Лишь два часа волшебных впереди.
Лишь два часа душа его ликует.
Конечно... Это ж только два часа.
И с ним богиня в лёгком пеньюаре...
А там... Там в школу, после - пулей в сад,
Чтоб в поварском погрязнуть ритуале.
Она успеет... Черт... В шиномонтаж.
И жадный глаз опять бензина просит...
Горяще-избо-коневой кураж
Её в итоге в царство снов уносит.
Какой там пеньюар! Последний штрих -
Уютная старинная ночнушка.
Будильник не надолго, но притих,
Слезу впитала мягкая подушка.
А что богиня? Два часа спустя,
Безвольно встала в пробке коматозной:
Английский кончился, грустит её дитя...
А муж? Ах, да! Во сне анабиозном.
А может тоже где-то двум часам,
Безмерно рад, и к искоркам игристым
Из лепестков сердечко сделал сам,
Богиню встретил. С кожей шелковистой.
О небо... двадцать лет спустя,
Мужья устало тащатся с работы
Для тех лишь оживают не шутя,
Что ждут от них и ласки, и заботы.
А мы не ждем, когда мы у плиты,
Нам хочется туда, где пеньюары,
Но два часа - так мало для мечты,
А двадцать лет слежались в мемуары.