Подборка в газете "Восточный Донбасс" №34 (9145) (г. Свердловск, ЛНР, 25 августа 2021 г., стр. 19), Рубрика «Поэтической строкой».
ЗВЕЗДА НАД ШАХТОЙ СВЕТИТ, КАК МАЯК
Василий Толстоус родился 24 июня 1954 года в Свердловске, окончил Донецкий политехнический институт. Он – автор нескольких книг стихов. Печатался в литературной газете «Отражение», альманахах «Свой вариант» (Луганск). «Многоцветье имён» (Донецк), «Каштановый дом» (Киев), «Серебряный дождь» (Московская область), «Семейка» (Германия), «Новый Свет» (Канада», «Три желания» (Россия)…
Василий Николаевич – лауреат премий:
им. Михаила Матусовского (2007),
им. Владимира Даля (2010),
им. Олега Бишарева (2014),
Донецкой областной Государственной литературной премии им. Виктора Шутова (2009).
Участник и победитель двадцать седьмой конкурсной передачи «Вечерние стихи» сезона 2016 года (совместный проект национального литературного портала Стихи.ру и редакции интерактивного телевидения газеты «Вечерняя Москва».
Член правления Межрегионального союза писателей.
Живёт в Макеевке (Донецкая Народная Республика).
ШАХТА
Меня, урча, несёт конвейер вниз,
и ролики постукивают глухо.
Разрыв геологических границ
о вечности нашёптывает в ухо,
когда наверх, подхвачены теплом
из юрских заколоченных подвалов,
со связками использованных пломб
несутся тени шубинских вассалов.
Они под каской волосы мои
перебирают: жив ли, не боится ль,
ведь очень многих Шубин* заморил,
хозяин недр и духов горных рыцарь.
Струится нерастраченная злость,
скрипя пластами хрупкими над крепью,
и я с душой то вместе, то поврозь –
чужой подземному великолепью.
А снизу – гул, всё ближе и сильней:
вершат работу тёплые моторы,
смиряя напряжение камней
и оживляя вырытые норы.
Одни лишь тени мечутся вдогон
под стук шагов колышущейся лампе:
ну точно тень коня и коногон**
летят за мной, грозясь и косолапя.
-------------
*Шубин – нежить из шахтёрских баек. Грозный дух глубин.
** Коногоны – в старой шахте рабочие, доставлявшие
добытый уголь под землёй при помощи вагонеток.
В них обычно впрягали лошадей. От долгого
нахождения в полной темноте лошади часто слепли.
В ШАХТЕ
Роятся огоньки, качаясь вдалеке.
Здесь, под землёй, безмерно одиноко.
Огни лиловые, как звёзды по реке,
струятся из подземного истока.
Они размеренно, в молчании парят.
Ни слова, только шум и колыханье.
Впустую люди под землёй не говорят,
оберегая силу и дыханье.
Когда проходят мимо – трапов скрип и стон,
о бок стучат тяжёлые приборы.
Огни мятутся за ушедшими вдогон,
сплетаясь в аккуратные узоры...
...Опять спускается из мрака тишина.
Не верится, что мир и жив, и светел,
когда смыкается кромешная страна,
разрытая за пазухой планеты.
***
Кто в шахте не бывал, с того и спросу нет,
им невозможно объяснить о крае,
где люди трудятся не видя белый свет,
его в поту из камня добывая.
Здесь тишина такая, что сойти с ума
нестойкому, наверное, несложно.
Когда храбримся: «Шахта – наши закрома!» –
то Шубин отвечает нам: «Возможно».
А в эту среду отыскали мы дыру:
наклонный ствол по почве провалился.
Светить решили коногонкою в нору, –
и древний мир пред нами приоткрылся.
На деревянных рельсах, плесенью покрыт,
размером с лошадиную двуколку,
вагон из дерева нетронутый стоит,
не постаревший словно бы нисколько.
Трёх революций пыль осела наверху,
и две войны изрыли всю поверхность,
дома и жители истлели на труху,
и только здесь покой и безмятежность.
Мы с другом ахнули. Совсем не оттого,
что вдруг вагон из прошлого явился.
Лежала горкой чья-то роба близ него,
и череп неприкаянно пылился.
Мы посветили дальше. Крепь ещё цела.
Добротный дуб исправно кровлю держит.
Зелёные глаза блеснули из угла.
Неужто – Шубин, сказочная нежить?
Я рассказал отцу, и был его ответ
наверно, ненаучным, – я не знаю, –
что будто времени на тех глубинах нет,
земная аномалия такая.
Но время, притаившись, властвует во тьме,
даря концы и спрятав их начала,
и по морщинам – Шубина клейме –
шахтёры знают: жить им очень мало.