Камень Искандера, часть 3

Ануар Жолымбетов
            
Сошел и старец в нищей абе
К своей неведомой и вящей славе.
В молитвах благостных, в постах провел он век,
Один, в песках Аравии пустынной,
Где камни гор окружены долиной,
Где воет зверь в ночи, где редок человек.
Чуждаясь жизни грешных обольщений,
Богатств и славы, плотских наслаждений,

Смиренный раб, он жизнь Аллаху посвятил,
Ютясь отшельником в глухой пещере
И, следуя благочестивой вере,
В песках блуждающих к жилищам выводил.
Купцов ли сбившихся то были караваны
В сопровождении беспомощной охраны,

Где с ревом двигались верблюдов сотни,
Навьюченных тюками груза меж горбов,
Дитя, пастух с козленком иль охотник, -
Неважно кто, - хазрет всегда спешил на зов.
Ни серебра, ни тяжких слитков злата
Не брал он за спасение в оплату.

Ломоть лепешки зачерствевшей, риса горсть,
Глоток воды – вот все, чему был рад хазрет.
Но как-то раз, с зарей, на склоне уже лет
Среди молитв ему явился странный гость,
В пастушеской накидке, с посохом в руках,
И сообщил, что возлюбил его Аллах,

Что дар пророчества ему ниспослан,
Даруются дороги всей ему земли,
Пустынь, и в море он, как добрый лоцман,
Из бедствий вызволит любые корабли,
И чтобы шел он нынче в Йемен славный,
Где Искандер в порту стоит державный,

И там с царем он в скорый выступит поход.
В страну теней ему корабль  вести
Через моря, где не изведаны пути,
Куда лишь голос сердца мудрый приведет,
И голос тайный тот – наитие Аллаха.
«И упаси Всевышний вас от краха!»

И вот он здесь, хазрет, с царем  в стране теней.
Хвала Всевышнему! Да не оставит Он
Благословением царя, законный его трон,
Корабль и воинов-богатырей!
И пал он ниц, смиренный и в мольбах,
И так лежал. В могучих воина руках

Пылал там факел скудный, свет метался.
И подле царь, опять задумавшись, стоял.
Всплывало в памяти его, как жил, как воевал,
С врагом могучим, как отчаянно сражался.
Поистине не ведал страха царь царей,
Когда лишь с горсткою  богатырей

Он Дария несокрушимого разбил.
С тех дней о, сколько битв провел он славных,
И царств без счета покорил державных,
И мир единым скипетром объединил
Под властию единой – царь и воин!
Неужто он бессмертья не достоин?

Погас тут факел. Сумрак всех объял.
Взирал во мглу он взором отрешенным,
Но свыкся глаз, и окруженным
Увидел тенями себя и как привстал
Его хазрет и вырос тению во мраке,
И двинулся старик. Потухший факел

У воина недвижного забрал.
И слышал царь, как что-то шелестело,
В стенанье тихом плакало иль пело, -
Быть может, ветер то заливом  пробежал?
Или старик, склонившийся над факелом, шептал?

И вспыхнул факел вдруг.
«Горит! Горит!» - вскричали воины вокруг.

И тотчас отблески веселые огня
Ликующе на лицах заиграли,
На меди воинской затрепетали,
Искрясь, лучась, теплом и радостью пленя,
В сердца опять уверенность вселяя
И жаждой подвигов переполняя.

И молвил царь, премного удивившись:
«О мой хазрет, скажи, чем факел ты возжег?»
«Не я – Аллах, хвала Ему! – ответствовал пророк,
Почтительно перед царем склонившись. –
То знак Всевышнего, о повелитель,
Спеши. Уж ждет Священная Обитель.

Здесь, в вечном мраке, злобствуют химеры.
Прими сей факел, царь, теперь он твой,
Пылать он ярко будет над тобой,
Пока в груди твоей пылает вера.
Огню она – живительное масло,
Лелей ее, как жизнь, чтоб пламя не угасло.

Чтоб не свели во мгле с ума
Химер проклятых призрачные сонмы.
И здесь в мольбах святых со всех сторон мы
Возжжем костры. И да отступит тьма!
О, эти твари чудища ужасней,
И в сотни раз его опасней,
И бестелесностью неуязвимы, -
Поистине шайтанами хранимы.

Во тьме грядут они, как дым, как облака
И могут говорить, и плакать, и смеяться,
В кого угодно превращаться:
В девицу, в старика.
Слова их – мед,
Но это – яд,
И вечным призраком тому скитаться
Во тьме, кого они заговорят.
Спеши, о царь. Не спрашивай, куда идти:
Тут смертному неведомы пути.
Иди, куда огонь пылающий ведет,
Послушный сердцу твоему.
Хрустальный храм, светясь, там до небес встает
И, как маяк, пронзает тьму.
Спеши, о царь. Да охранит тебя Аллах!»
И, вновь согнув в поклоне низком спину,
Хазрет вручил тот факел властелину.

И обнял царь его с улыбкой на устах:
«О мой хазрет, нежданный друг,
Мне не забыть твоих услуг.
Мы долго шли к заветной цели,
Нас били бури и шторма,
Нам враг Судьба была сама.
В глаза мы лютые глядели
Костлявой Смерти, и не раз
Всевышний жизни наши спас
Твоим присутствием ума
И духа светлого мольбами.
Клянусь тебе, о мой пророк,
Я в вечной дружбе между нами!
И верю я, уж коли смог
Не только свет я белый покорить,
Но и сюда, в страну теней вступить
По милости Всевышнего святой,
Мне и с источника дано испить
С живительной, божественной водой.
И коль обратный счастлив будет путь,
Всем долг смогу по-царски я вернуть:
Тебе, хазрет,
И вам, о спутники мои!
Лишь ведает Аллах, кого бессмертием дарить.
Коль выбран я – я дам обет
Из века в век Его благодарить
Во все дарованные дни.

По всей земле  величественнейшие храмы
Воздвигну я, и запылают златом купола,
И ангелов под сводами простертые крыла,
И в драгоценных залах мудрые имамы
В злаченых ризах службы будут править
И имена Аллаха вечно славить.

И вас, моих богатырей,
Мне не забыть, когда оставите меня,
И, верность вам, друзья мои, храня,
В честь ваших подвигов у ваших алтарей
Я воскурю навек душистый фимиам
И вашей памяти я почести воздам,
Устроив игры ежегодные атлетов:
Метателей копья, возничих и борцов,
Кулачного искусства истых храбрецов
И состязания поэтов,
Чтоб воспарил в веках их голос громкий,
Чтоб вечно помнили потомки
О вечной славе их отцов.
И буду сам, клянусь, из века в век
Следить за тем, чтоб всякий человек,
Какое б имя не носил,
Потомство ваше свято чтил!»

Поднялся гул. То воины в щиты стучали,
Кружили в пляске моряки.
Горели взоры их, сверкали в воздухе клинки,
И славу вечную царю провозглашали.
В пылу восторга, в трепете огня
Зарделся царь. Доспехами звеня,

Он вскинул меч и так стоял.
Он вспомнил гром побед, как прежде величали,
И как венцом главу его венчали,
Как в золоте и пурпуре он перед войском гарцевал,
Воссев на игроногого коня,
Весь мир своею славою пьяня.

Доволен царь. К хазрету обратился:
«О мой пророк, по чести, знай, тебе скажу,
Что нет цены твоим заслугам предо мной.
Чем наградить тебя, мой друг, не нахожу.
Когда б не ты, то, как бы ни стремился,
Я б не попал сюда, на берег мглистый и глухой,
В страну теней,
В страну мечты моей,
Где бьется ключ таинственный с животворящею водой.
Итак, пророк, за службу верную твою
По возвращении тебя без счета одарю
И златом чистым, серебром,
И жемчугом, и балхскими коврами,
В садах цветущих йеменским дворцом
С прислугой, с черными рабами.
Ведь в Йемене ты, будто бы, родился?
Его тебе я и дарю».

Опять пророк почтительно склонился:
«О, добрый царь, благодарю.
Достойный эллин, перс богатый,
Иль скиф, иль житель Фив стовратых,
Бродячий сын песков воинственный араб –
Кто не познал руки твоей преславной щедрость!
Но что богатство значит пышное иль бедность
Перед лицом Того, Кому поистине я раб,
Кому служу, поистине душой горя?
О царь, прости, не думай, что ропщу.
Но не корысти, дружбы лишь ищу
Великого царя».

И, тронутый отшельника словами,
Простой души достоинством и чистотой,
И чудным бескорыстием, и прямотой,
Коснулся царь чела его устами:
«Мне речь твоя – бальзам, мой друг. Да будет так!
Прими ж сей поцелуй, как дружбы верной знак.
И умоли Всевышнего, пророк,
Чтобы водой с припасами помог.
Не то, поверь, обратно не дойти,
Все сгинем на пути.
Безжизненна земля здесь и скалиста.
Гляжу, и злак неприхотливый не растет,
И уж, конечно, живность не живет
Без солнца и без вод,
Где так темно,
Где, будто бы, подметено
Под каждым камушком, - до странного тут чисто».

                ***

                Продолжение следует