Цикл Питерского сонета
1.Пейзаж
Обманный лёд на искренность воды
у невских плёсов бросил паутину,
оставив полынью утех утиных
в излучине реки пятном пустым.
Вздыхает день, с берёз срывая мелочь,
последним листопадом, как Малевич,
рисует авангардные черты.
Пейзаж угрюм, застыл в оконной раме:
в стекло скребётся призрачная стынь,
сплетением рук чугунные мосты,
свели пролёты в сумрачном тумане,
и сгорбленный свинцовым небом дым,
обняв тоску осенней наготы,
над крышами ползёт вслед за ветрами.
2.Тень воспоминаний
Промозглая погода ветром стёрла
следы тепла на берегах Невы.
Сентябрь, бродя по серым мостовым,
в оправах луж дыханьем морщит стёкла,
и Летний сад шеренги часовых
одел в мундиры золотой листвы,
оставив тень воспоминаний блёклых.
Они в дожде и в снах, в которых вы
вне времени, без будущего, вечны.
Мгновения стекают в бесконечность
тех дней, которые без вас мертвы,
и ангелы на облаках бездонных
бросают с неба слёзы на ладони,
как эпилог прочитанной главы.
3. На горизонте ртутном облака
«Немыслимо. Но жизни жить осталось,
как паре строф, такая ерунда.»
Валерий Исаянц
На горизонте ртутном облака
клюют барашки Финского залива.
На пляже одиноко, сиротливо
полощет ветер выцветший плакат.
Холодный термос, смятая газета,
дымится день зажжённой сигаретой
и ловит время сетью паука.
Осенние остатки чая в море
плеснула жизнь, наполнив до краёв
стакан надтреснутый. Сухой паёк
в груди окаменел, местами чёрен,
надкусанный дождями октября,
крошится в грязь, бездомный, как и я,
и кормит строчки чаек рифмой зёрен.
4. Из будущего день протянет руки
«Жизнь истончается - построчно, посонетно.
Всё недосуг продеть её в иглу
и подрубить хоть как-то, худо-бедно,
дешёвую затасканную мглу.»
Валерий Исаянц
Из будущего день протянет руки,
зажжет зарю от звёздного огня,
и, муравьём вселенную подняв,
согнет соломинкой восход упругий,
стирая сумрачных осколков зыбь,
взмахнув крылом засохшей стрекозы,
закрасит тень осенних мыслей хрупких.
Октябрь заменит инеем росу,
скрипучих луж, разламывая память.
Стихи, гремя неснятыми цепями,
непонятую душу вознесут
туда, где бёдра облачных скитальцев
полоску неба закружили в танце,
роняя одинокую слезу.
5. Осеннее Bordeaux
Завесил день просветы серой тканью,
глазница солнца в небесах пуста,
лохматых туч распахнуты уста,
свинцовый дождь по лужам шаг чеканит,
и приглушённых капель голоса
шрапнелью по стеклу считают такты,
солируя тоскливые кантаты.
Аккордом пенным кружит водосток,
в ручей вплетая ливневые струи,
нечеткость брызг на воздухе рисует
несбывшихся надежд былой восторг.
Срывает ветер клёнов поцелуи
в бинты дорог, залитые водой,
и пьёт сентябрь осеннее Bordeaux…
6. Седьмой псалом
Скользящий воздух монохромной ночи
вдохнул остаток лета глубоко.
Гвоздями звёзд сквозь дыры облаков
фонарь луны на небе приколочен,
и желтым звоном сброшенных оков
холодный лик бросает луч порочный
в мираж дрожащий призрачных икон.
Кадила дым упал туманом редким,
на кладбище распятием лежит.
Проводит ампутацию души
церковный крест, закрыв чужие веки.
Бездонным сном скитанье завершив,
заплачет ветер об ушедших неких,
седьмой псалом прошепчут камыши.
7. Рассвет
Иду в рассвет, не ведая зачем,
оставив мглу на берегу светила.
Вкраплением тумана даль застыла
на гранях дня в чуть тлеющей свече.
Парящих снов пролитые чернила
рисуют отражением в воде
нечеткость Петропавловского шпиля.
Мостов, повисших в жидкой пустоте,
чугунную шершавость лижут тени
грудастых куполов в плену мгновений
плывущих душ в лиловой высоте,
и, раздвигая горизонт вселенной,
прощением на облачном кресте
сочатся неба проткнутые вены.
8. Закат
Крылом вороньим сумрак воспарил…
Плеснуло солнце, высоту оставив,
из сердца металлической агавы
расплавленной текилы пузыри
в голодный рот вечернего залива.
Хвостом багровой рыбы торопливо
закат гасили волны изнутри.
Вода в разлитом мареве ослепла,
и далеко, на чёрном рубеже,
мигнул уныло призрак на барже,
зрачком зелёным вырвавшись из склепа.
О, Господи, Твой посох и Твой жезл
ведут туда, где мир исчез уже,
где иглы звёзд воткнулись в душу неба.
9. Попробуй осень Питера на вкус
Попробуй осень Питера на вкус
с горчинкой сумрака на ивах ржавых,
щепотку брось шафрановой приправы
в туманную осиновую грусть.
В коньяк дубов плесни тоску мелодий,
с ней облака танцуют в хороводе,
роняя мелкий дождь из серых уст.
В печаль берёз добавь полночный иней
асфальтовой реки полутонов.
Буханки чёрствые немых домов
подсвечивают сумрак светом линий
озябших окон, фонарей и снов,
и чёрный ветер с пением псалмов
готовит городу десерт предзимний.
10. Нить времени
Нить времени прядёт веретено,
пульсирует, выстукивая ритмы,
и, с ветром в унисон твердя молитвы,
бездомный дождь стучит в моё окно,
в глухую одинокую обитель,
капелью экзистенции разбитой
скитание воды завершено.
Поэму брызг я на стекле читаю.
В застывшем парке грозди воронья,
обглоданные ветви ноября
цепляют хмарь, ползущую по краю
пергамента небес, ненужных слов,
и прячет тень забытых адресов
оставленные чувства где-то в мае.
11. Питер тонет
Чугунных облаков изгибы тел
обняли небо, выплеснув наружу
колючий ливень, никому не нужный,
ведущий город в осень на расстрел,
и сброшен день в белёсые просветы
между хребтами серых стен, согретых
мгновеньем плазмы в фосфорном костре.
С покатых крыш стекает нервный лепет,
сплетая в хор промокшие дома,
и, кажется, Нева сошла с ума,
швырнула ветру каменные цепи,
тугой волной привстала на дыбы
и гонит вспять течение воды,
и Питер тонет в сумрачном вертепе.
12. Акросонет. Санкт-Петербург
Слез пелена излечит ли недуг
Астральных дум, летящих в сумрак ночи.
Незваный дождь случайность встреч пророчит,
Копной волос упав в фонарный круг.
Тугие щётки со стекла стирают
Привычный пот усталого трамвая,
Едва плывущего рекой разлук.
Туманных улиц сонные объятья
Его скрывают тенью пустоты.
Расстались пассажиры — я и ты,
Безумство обрекая на распятье.
Укроет зонт осенней грусти взгляд.
Ручьи грехов утратами скорбят.
Гореть в аду. Мне в сто колен проклятья.