Шиншилов переболел.
Только ты, многоуважаемый читатель наш, не утруждай себя уточнениями всякими, мол, чем переболел и когда... А не Covid-ом ли?
Да какая, собственно, разница — чем и когда переболел герой наш — провинциальный поэт, член тайного общества всемирно известных поэтов, привитый в левую верхнюю четверть правой ягодицы, Модест Шиншилов?
А всё дело в том, что накануне он вызвал автора сих строк, а также поэта Авеля Перепряхина, известного далеко за пределами известных пределов, и так ещё кое-кого из друзей, знакомцев и просто приятелей в кофейню "Кофейня", расположенную напротив Сбера и одного из Магнитов. И вот уже там внутри, расположившись за столиком у окна, выходившего в старинный кирпичный дворик, помнивший ещё царскосельского Александра Галича и несравненную Анастасию Вяльцеву, признался перед всей честной компанией, что, дескать, всё... надоело ему мелькать на страницах книги "Записки из жизни провинциального поэта Шиншилова", написанной совершенно негедлым автором (уже второй раз упоминаемым в данной главе), а посему решительно откланивается и убывает в направлении, неизвестном даже самому убывающему.
Его, разумеется, тут же спросили о причинах данной задумки, не забыв, однако, заказать несколько чашечек кофе и прочего прилагающегося.
Ответ Шиншилова не заставил себя ждать. Всего лишь через несколько минут, а может быть, часов или недель, герой наш заговорил.
Вначале досталось по первое число, конечно, автору. Мол, какого амфибрахия он не может определиться со временем повествования и, сознательно либо нет, перемешивает времена, как какой-то, прости Господи, архитектор. Это у последнего с его собратьями по зодчеству рядом стоят произведения разных эпох и стилей. А в обыкновенной книжке о самом обыкновенном поэте подобные пируэты со временем неуместны и баста...
Следом досталось и болезни, которой переболел наш Модест. Якобы она ослабляет ум, память, настроение и вообще... гори она синим пламенем!
Далее Шиншилов стал перечислять иные причины убытия из книжки, загибая пальцы... своему приятелю Авелю Перепряхину.
Наконец, пальцы у последнего закончились, и Шиншилов замолчал.
Молчали и его спутники.
Замолчала кофейня, несмотря на своё звучное название. Да что там! Замолчал весь город и всё окружавшее его пространство. Казалось, замолчали даже печатные станки в издательстве, ожидавшем новые страницы из жизни провинциального поэта.
В конце объявленного конца Шиншилов вышел на середину залы и молча поклонился. Этот поклон окружающими был оценён как благодарность каждому читателю, осилившему упомянутую книгу негедлого автора.
Потом ещё несколько дней кое-кто из присутствовавших утверждал, что-де при распрямлении после поклона в левом, а может, даже и в правом глазу Модеста Шиншилова поблёскивала непрошенная слеза.
А так ли это было на самом деле или нет, мы уже никогда не узнаем.
С чем и остаюсь, ваш вечно автор, посвятивший Модесту Шиншилову несколько лет своей жизни (подпись неразборчива)...