Полсуток до снега, и лужи чернеют кругами
в которых дождливо мерцают фонарные искры.
Сифонят симфонии в память. Ноябрьские гаммы
играются осенью в среднем и нижнем регистре.
Молчат до утра высочайшие белые ноты,
покровом предчувствия доступ закрыт для крылатых.
И трудно придумать глупее вопроса, чем "кто ты"?
к тому кто дотронулся зовом до полупримата,
торчащего в ложе балкона в канун представленья,
в котором за благо считается статус статиста.
Лишь ветви берез дирижируют - вправо и влево,
и тень значит больше, чем век, что ветрами пролистан.
Ее ли объятья на тайную ласку похожи
без шанса (и к счастью) на промахи в опознаванье,
без дрожи надежды, без нервов звенящих подкожно
меж молотом чувства и стажем остуд наковальней.
Не с нею ль свидание можно считать за везенье,
не с нею ль легко засыпается в бреде бессонном?
Полсуток до неба, упавшего снегом на землю...
Не жизнь провести, а хотя бы прожить межсезонье.