Стал у руки нажим почти воздушный -
как будто бы дыханием пишу.
Колышется мой почерк непослушный,
вот-вот снесёт все буквы за межу.
Волненьем трав пишу...
Не утверждаю
волненья на поверхности земли
словами истин. Строки мои в стаю
сбиваются, как в клинья журавли.
Они готовы, кажется, к отлёту,
и плачут, и курлычут неспроста.
Мою до дрожи тяжкую работу
легко как забирает высота!
Всё отпоёт, всё отлетит куда-то
без ходатайства, без моих забот...
То, что томило, сделалось крылато,
и для беды возможен стал полёт.
* * *
Мой белый свет, довольно мне загадок,
ведь я для грусти всё уже постиг!
Велик собою, для меня ты краток,
а я вместил в себя твой каждый миг.
Ты грохотал, но не сказал ни слова,
а я дерзнул обрушить слов обвал.
Ты ослеплял. Но не было такого,
чтоб намертво глаза я закрывал.
И в это всё не допущу гордыни -
раб Божий, наказания боюсь
безумием, когда под смех мой минет
ещё на миг ниспосланная грусть.