Летом денька на четыре
дёрнули мы из Москвы.
Лёгкий маршрут начертили,
чтоб не устали мослы.
Лишь бы раскинуть палатку
да поглазеть на закат —
мир по иному порядку
Богом устроен за МКАД.
Катим. Уже из вагона
видел я сельский погост.
Вот полетела ворона,
вот мы проехали мост...
(Далее в тексте поэмы
длинный пейзажный кусок
и отступленье от темы —
где-то четыреста строк.
Дабы не путать, однако,
повествования нить,
вздумал редактор, собака,
сильно объём сократить.
Все эти оды природе,
разные мысли из книг,
выйдут потом — в переводе
на эскимосский язык.)
Скнятино. Слезли, и вскоре
каждый оправиться смог.
Паспорт рыбацкой конторе
Саша оставил в залог.
Выбрали крепкую лодку.
Вспенена силой весла,
водохранилищу в глотку
речка троих понесла.
Выгребли на середину.
Дальше не знаем как быть.
Солнце нацелилось в спину.
Саша, куда же нам плыть?
Ветер свежеет и, вея,
студит. Я быстро продрог.
Вдруг показался левее
тот небольшой островок.
Взмахов ещё пара сотен —
и тормозят камыши.
Кроме задумчивых сосен,
вроде бы, нет ни души.
Други, согреемся чаем
здесь, на песчаной косе!
Двое решили: причалим.
Третий? А третий — как все.
Граждане, мусорить — мерзко!
Это ужасный порок.
Ладно, очистили место
и разожгли костерок.
Мигом достали манатки.
Вышли с Москвою на связь.
Саша уже из палатки
лезет, над чем-то смеясь.
Дима в костюме Адама
Волгу пошёл покорять.
Я, как разгневанный Рама,
стал кровососов карать.
Жалуясь всем, что простужен,
в спальный забрался мешок.
Позже сварганили ужин.
Пальцы себе я обжёг.
Но подтвердят очевидцы
этого первого дня:
миска простой чечевицы
враз исцелила меня!
Ужину, берегу, соснам
всяк здесь по-своему рад.
Что ж, утомлённые солнцем,
весело встретим закат!
…Много я думал о воле,
глядя тогда в небосвод.
Как теплоходы по Волге,
шли мои годы вперёд.
Было на палубах людно —
шум, суета, беготня
и ненавидевших люто
и возлюбивших меня.
Нынче зарёкся я плавать.
Жизнь коротка и проста.
Разве что общая память
дует на угли костра —
и, перемазавшись сажей,
нюхая сладостный дым,
так же мы с Димой и Сашей
перед закатом сидим,
втиснуты в старые джинсы,
набраны в каждой строке,
как на ладони у жизни —
на островке.
2012