***
Когда я спешила – к тебе ли – к себе – по мосту,
ни сумок тяжёлых, ни лет не чувствуя веса,
мне показалось, как прежде, ещё за версту,
что мы заходим в сказку Венского леса.
Я здесь бывала когда-то давным-давно,
с лучами утра здесь всё оживало снова.
И дятел азбукой морзе стучал одно
казалось, лишь мне одной понятное слово.
А когда я – помнишь, твоим словам вопреки
вложила в ладонь бумажки с цифрами эти –
мне показалось, теплее твоей руки
нет ничего на этом холодном свете.
***
Слева — магазин из унитазов,
справа — «голосуй с ЛДПР»…
Но бессильны прозы метастазы
по сравненью с музыкою сфер.
Этот день тюльпаном распустился,
тайну в сердцевине сохраня.
Ты стоял — как ты сказал — «светился»
и светился вправду для меня.
Лес был полон розового света,
купол неба нежно-голубой.
Это ведь ещё не бабье лето,
просто лето, общее с тобой.
Что-то с неба под ноги упало —
не звезда, а жёлудь молодой.
Поцелую листик пятипалый
прямо в розоватую ладонь.
***
И жёлудь на ладони,
и птица над гнездом —
здесь каждый штрих бездонен
и тайною ведом.
Грозят мне с неба кары —
и ладно, ну и пусть,
но снова я на радость
обмениваю грусть.
Судьбу свою сужаю,
до главного дойдя,
и нежность остужаю
прохладою дождя.
Пусть будет всё чудесней
и птице, и листу…
А мы с тобой, как в песне,
простимся на мосту.
***
Разрушили «Семейный магазин»,
с такой весёлой жёлтенькой расцветкой.
Он здесь стоял десятки лет и зим
и мне служил таинственною меткой.
За ним — лишь перейти наперерез
дорогу, где прохожих единицы —
и начинался Берендеев лес,
где Венский вальс насвистывали птицы.
Разрушили… Он был как светофор,
что жёлтым ожиданьем не обманет.
И жизнь моя разрушена с тех пор,
и новая забрезжила в тумане…
Мы видели закрашенный торец,
там стройка небольшая копошилась.
О что же здесь пребудет под конец?
Воздушный замок? Сказочный дворец?
Хотела я спросить, да не решилась…
***
Помнишь у леса тот магазинчик,
мой монолог...
Как я цеплялась за твой мизинчик,
за дружбы клок.
Помнишь, к тебе я в слезах подсела,
в лютой тоске.
Всё ведь тогда на краю висело,
на волоске.
Рок надвигался судищем Линча,
вынул кинжал...
Но уцепилась за твой мизинчик –
ты удержал.
***
Если плохо — то значит, ещё не конец,
а в конце обязательно хэппи.
Добровольное рабство мне как леденец,
я люблю свои крепкие цепи.
Я люблю этот ад ожиданий пустых
и обид, исцеляемых словом,
и горящие вновь за спиною мосты,
что как замки построются снова.
Я люблю сковородок звенящую жесть,
когда сердце сжигаешь на ужин,
свой олимп, что на пятом всего этаже,
а заоблачный рай мне не нужен.
***
Октябри и ноябри
вороньём над нами кружат.
Было холодно внутри,
а теперь ещё снаружи.
Осень не кривит душой,
ничего в себе не прячет.
Кто бы ни был – свой, чужой –
обо всех она поплачет.
Помнишь мост, дорогу, лес?
Здесь когда-то мы бродили...
Капли, падая с небес,
лоб приятно холодили.
Как когда-то капюшон
на тебя я надевала...
Был снежок и дождь смешон,
так тепло нам там бывало.
У любви взяв выходной,
я гуляю по аллее.
Было холодно одной,
и с тобою не теплее.
***
Ты встречал меня без улыбки.
Был по-прежнему лес заклят.
И качались в душе как в зыбке
мёртвый жёлудь и мёртвый взгляд.
Я спешила на встречу с прошлым.
Где ты, прежнее, покажись!
Шли с тобой мы по тем дорожкам,
где когда-то дышала жизнь.
Я старалась, чтоб было просто,
незатейливо и смешно.
Облетала с обид короста,
лёд оттаивал снова, но…
Как под пальцами были хрупки
твои детские позвонки…
Я простила им холод в трубке
и несбыточные звонки.
Лес безмолствовал Берендеев
в одиночестве вековом...
Безответнее и нежнее
не любила я никого.
***
Мост, на котором мы встречались,
висел над пропастью судьбы,
когда жила, во всём отчаясь,
от бездны в полчасах ходьбы.
Но, радость ухватив за хвостик,
забыла, что такое дно.
К самой себе спешила в гости,
которой не было давно.
Хоть Жириновского крутого
не почитаю за пример,
я ждать всю жизнь тебя готова
под вывеской «ЛДПР».
Что будет дальше — неизвестно,
насколько прочен этот мост,
но колыбель висит над бездной,
и смысл единственен и прост.
Мы снова заново родимся,
вольясь в лесную красоту.
И никогда мы не простимся,
когда простимся на мосту.
***
Трещинка у жёлудя в боку –
ведь ему без малого три года.
Для чего его я берегу
прихоти неведомой в угоду?
Тебе мир был этот незнаком –
тишина… как будто всё здесь снится...
Старенькие сталинки кругом –
ты мечтал в такой бы поселиться.
Там цвели ромашки на тропе,
(до сих пор во мне они не вянут).
А потом был завтрак на траве,
(и Мане для смеха был помянут).
Листья в руки падали с небес
и одно долбил нам слово дятел.
Всё сгущался, расступаясь, лес...
Он укромен был и необъятен.
И, казалось, отворит Сезам
в Венский миф таинственную дверцу...
Всё это мне жёлудь рассказал
с трещинкой, прошедшей через сердце.
***
Всё напрасное так прекрасно,
хоть неясно порой уму.
И ценнее всего гораздо
то, что вроде бы ни к чему.
Этот с трещинкой старый жёлудь
о далёком напомнил дне...
Что, казалось, с того — ушёл ведь,
но остался на самом дне.
И счастливый билет трамвайный,
и засохший кленовый лист…
Эти трогательные тайны…
Их не понял бы реалист.
Пусть размыты уже, нечётки,
и зачем это бередить?..
Чтобы перебирать, как чётки,
имя ласковое твердить…
***
Пекла котлеты, сырники тебе,
в муку легко замешивая муку.
Спешила, задыхаясь при ходьбе,
на тайный зов, его внимая звуку.
На старость сад послал маркиз де Сад,
но по весне ему уж не оттаять.
Мир под дождём осенним полосат,
саднит исполосованная память.
Там вновь встают сожжённые мосты,
и оживает всё, что обжила я...
Сбываются стихи, но не мечты.
Пророческие сны, но не желанья.
***
Мне помнятся взмахи ресниц у каштанов и клёнов,
и дятлова азбука морзе: «долблю что люблю»,
а воздух от глаз твоих был золотисто-зелёным,
и лес словно плыл и кружился в осеннем хмелю...
Я что-то тогда сгоряча тебе понаписала,
а ты говорил, что от этого переживал.
Набухшая туча над нами тогда нависала,
и мост не спеша нас почти до угла провожал.
Порой выплывает картинка опять из тумана –
истёрта до дыр, до чего же она не нова...
А сколько здесь правды, иль сна, или самообмана –
уже неподсудно, ведь давности срок миновал.
***
Но вызревает внутри суеты и вздора –
это ведь ты, неведомый мне до поры,
мой стебелёк, мой стержень, моя опора
в мире, который мчится в тартарары.
Чем хаотичней, сумрачней и нелепей,
тем драгоценней светлого островки.
Сердце по-своему строит, кроит и лепит
мостик строки меж двух берегов реки.
Да, на соломинку не суметь опереться,
слишком хрупка опора таких мостов.
Только лишь любоваться, любить и греться,
только летать поверх приземлённых слов.
Это всё не для практичных ходов и выгод,
это для лёгких снов и высоких нот.
Только один для таких существует выход –
ярче светить на фоне сплошных чернот.
***
А судьба все так же ни ме, ни бе,
затаила свою пращу.
Этот мост невидимый, он к тебе,
я годами его мощу.
Я его сжигала как дверь тюрьмы,
но он сам срастался потом.
Этот мост, на котором встречались мы,
понимает нас животом.
А под ним внизу бегут поезда.
Мы прощались на том мосту.
Где-то в небе после взошла звезда.
Улетает принц на звезду.
Я как та овечка на том мосту -
не обвалится, не умру.
Он к тебе протянется на звезду,
исчезая потом к утру.
***
Пусть всё пройдёт, развеется как дым,
забвением покроется седым,
пусть обглодает жизнь меня как липку,
а я иду по нашему мосту,
где ожидала, чуя за версту
твои шаги и слабую улыбку.
Я из неясных линий и штрихов,
из слёз и недописанных стихов,
твоей судьбе и жизни не помеха.
Порежу душу всю на лоскутки,
на носовые для тебя платки,
но не для плача только, а для смеха.
Мне всё равно, что скажет мир честной,
я истине не верю прописной,
забыты все законы и приличья,
остался только этот лес лесной,
осталось лишь осеннее весной,
осталось только солнечье и птичье.