5. Белые стены
Мы все умрём.
И станем пылью.
И никакие зеркала
Не отразят былые были –
Там вечная клубится мгла.
Где веры взять?..
А купола
Плывут всё так же над простором.
И в чаши белые соборов
Роняют звон колокола.
Мелькает времени игла,
Куски реальности сшивая.
Тончает, рвётся ткань живая.
Всё – тлен. Всё – пепел и зола.
Но света полоса легла
Из приоткрытой двери храма…
Там что-то есть.
И будет с нами:
Надеждой,
Капелькой тепла.
Обратная дорога снова лежала мимо монастыря. Марина вспомнила: год назад они уже разглядывали эти белые, точно сахарные, стены, эти серебряные купола. С дальнего берега, с горы Гремяч, от музея «Ботик», где хранится бот "Фортуна", единственный сохранившийся из потешного флота молодого царя Петра I. А рядом - сам Пётр I с растрёпанными ветром волосами, с простёртой к озеру рукой: тоже, казалось, загляделся-залюбовался зеркальной водной гладью, белыми игрушками-маковками монастыря на той стороне озера. Отражение путешествий в пространстве и времени… подумалось Марине. Она тронула Павла за плечо: «Помнишь?» - и (еще одно отражение) прочла в глазах молчаливое: «Да».
«Может быть, остановимся, монастырь посмотрим, раз мы уже тут рядом?» - Светлана могла и не спрашивать. Через пять минут «железный конь» уже отдыхал в тени могучих вековых деревьев, а путешественники мимо таблички «Никитский мужской монастырь, основан в XI веке», проходили внутрь сквозь приземистые, будто вдавленные в землю надвратной колокольней, ворота в толстой крепостной стене.
Монастырский двор не был безлюдным, но и вездесущей галдящей толпы тоже не было. Группы посетителей, как и полагается паломникам, разговаривали вполголоса, тихо проходили по территории. Марина тоже вошла под своды резного крылечка, шагнула на нижнюю ступеньку скрипучей деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. И снова, будто из ниоткуда возник и зазвучал голос: «Никитский монастырь - самый древний на Переславской земле. Основал его Борис, сын князя Владимира, Крестителя Руси. Имя получил от великомученика Никиты Гофтского, жившего в IV веке. Известность приобрел благодаря святому Никите Столпнику, имевшему дар исцеления и изгнания бесов…» Марина подняла голову. Наверху, в небольшой крытой галерее группа посетителей внимательно слушала своего гида – худенькую немолодую женщину. Её белые пушистые волосы были аккуратно убраны под розовый вязаный берет. Мысленно улыбнувшись и делая вид, что рассматривает стенд, посвященный истории обители, Марина продолжила слушать:
«При Иване Грозном был возведен Никитский собор, монастырь обзавелся собственными каменными стенами, Царь готовил монастырь как запасное укрытие в том случае, если Александровская слобода перестанет быть надежным убежищем. Монастырь пережил несколько осад. В 1609г. поляки не смогли прорваться внутрь. Спустя два года, в 1611 стены монастыря около двух недель выдерживали атаки литовских войск и в конце концов были взяты. Монастырь был полностью сожжен. Восстановлен в годы правления Романовых. В 1645г. была построена Благовещенская церковь, в которой мы сейчас и находимся. На месте, где жил когда-то святой Никита, в глубине монастырского двора в 1768г. была построена небольшая часовня-столп. В годы советской власти в 1923г. Никитская обитель была упразднена, здесь в разное время находились самые разные учреждения: от дома отдыха для научных работников до тюрьмы МВД. Вновь открыт Никитский монастырь был уже в 1993г.»
- Пойдём, я тебе что-то покажу! – позвал Павел. Вместе с ним Марина прошла сквозь светлое большое помещение (трапезная?) и вошла следом за своим спутником под купол храма.
Наверное, для людей искушённых ничего необычного там не было: настенная фреска над входом являла змея-искусителя и смертные грехи человеческие. Однако неизвестный художник видимо вложил в это изображение весь жар своей души: серое тело змея вилось по стене, как долгая извилистая дорога, на которой душу подстерегают, как разбойники, смертные грехи. Каждый грех был не просто обозначен, но имел обличье живого злодея. Души праведные, победив злодеев, подымались в райские кущи, а души заблудшие неминуемо спускались к адскому пламени, увлекаемые всё новыми и новыми грехами. Изображение притягивало. Марина тоже замерла перед ним на несколько долгих минут.
- А где сёстры? – вдруг опомнилась она. Ирины и Светланы в храме не было. Поспешив наружу, огляделись.
- Вон они, выходят из Никитского собора, - первым увидел Павел.
Подошли.
- Ну, что там внутри?
- Да ничего пока что. Реставрируют. Только окончена отделка стен.
Все вместе прошли к часовне. Ступеньки уходили вниз, за низеньким входом в келью-столп царила полутьма, прочли табличку у входа: «Часовня «Столп» построена в XVIII веке на месте столпнеческого молитвенного подвига преподобного Никиты Переславского чудотворца. Надев на себя, по благословению Игумена, тяжелые железные вериги и белокаменную шапку («если телом я грешил, телом и пострадать должен»), провёл здесь много лет в посте, молитве и сокрушенном плаче о своих грехах. Господь удостоил его прощения грехов и дара исцеления недугов телесных и душевных и прогнания бесов. Здесь же преподобный Никита-Столпник принял мученическую кончину от рук разбойников 24 мая/6 июня 1186г. Преподобный отче наш Никито моли Бога о нас».
Вот и здесь, отражением сюжета фрески: свела и развела змей-дорога святого великомученика и лихих людей. Думали разбойнички поживиться серебром, да только душу светлую Столпника отпустили в Царствие Небесное. Серебра же в веригах не оказалось, лишь грех тяжкий веригами лег на души разбойничьи.
От часовни вокруг Никитского собора направились к выходу: свидание с обителью подходило к концу. Белые стены, прощаясь, оставляли про запас ещё не одну тайну, обещая будущие свидания.