Быль
Давно это было в Москве.
В холодной московской квартире
Жил Фальк с женой Ангелиной,
Картины писал на холсте.
Однажды в осенний вечер
Принес Фальк к печурке дрова,
Растапливать было нечем
И Геля журнал подала.
Дождик заглядывал в окна,
Тепла ожидали холсты,
У Роберта куртка промокла,
И тикали громко часы.
С какой-то настойчивой болью
Листал обреченный журнал –
Он был недоволен собою,
И молча, журнал тот рвал.
Внезапно руки застыли:
- «Геля! Смотри, что тут есть!
Средь нашей чердачной пыли
Стихи... Какая благая весть!
«Небо стирала... сушила...».
Неужто можно вот так,
Небо стирать без мыла...»
– «Может только мастак!»
– «И дальше... "в тележьи щели..."
И кто это все сочинил?
Стихи меня, Геля, задели.
Да, назавтра своих пригласил.
Придет бородатый Коля,
А с ним футурист из «Гилеё».
Поспрашивать у них, что ли,
Найти непременно её!»
II
И вот чрез какое-то время,
Художников всех испросив,
В свой зачердачный терем –
Некрасову Фальк пригласил.
– «Здравствуйте... Я – Некрасова Ксеня.
Живете... Хоромы у вас...
А я вот – "безгнездное племя" –
Рада прийти в этот час.
Слушайте, что написала,
А нет ли у вас кипятка?
Я нынче прямо с вокзала,
Проезд сюда два пятака».
И, место избрав получше,
Без всякой на то чепухи,
Из стихотворной гущи
Стала читать стихи.
В руках Фалька сохли краски...
Застыл этюдник его...
Он слушал наивные сказки,
Забыв про своё ремесло.
Он смешивал чувства, и зависть,
Ловил выраженье лица,
Которое быстро менялось
В белом стихе чтеца.
И все его были движенья
Заметны в штриховке едва,
Рисунки её отраженья
Ложились на стол как слова. –
– «Роберт, она здесь разная:
То юная, то, как зима,
А эта... эта прекрасная,
Природы своей сума.
Придет ли сегодня Ксана...
Что скажут в «Союзе» ей?
Нынче вот каша овсяна,
И дождик пошел сильней...».
– «Не беспокойся, Гелина,
Возможно, что к Ляле ушла
Лепить поделки из глины.
Подружку себе нашла».
– «Да, Ляля ей сшила платье
Она в нем – цветочный букет.
Осень бардовою прядью
Так украшает весь свет.
Роберт, ты краской владеешь,
Может, срисуешь её?
Все ж без неё сиротеешь,
Взрослое как бы дитё...».
III
Сидит на стуле Ксана,
Чуть голову склонила,
И с платья бумазейного
Все тепло рубина
среди картин легло.
Фальк писал неистово,
Характер зная гостьи.
Зная неусидчивость
И трепет чувств её,
Кисть держал легко.
За это время Ксана
Не шелохнулась даже,
И, замерев статуей,
От Гелины слушала
Повесть о себе.
Голубиной стаей
На чердак слетались,
С "четвертушки" неба
Стихи в окно, и в щели,
И даже по трубе.
И вот настало время,
Все трое у картины:
– «Нарисовал как бабу
Будто деревенскую,
А я ведь из княгинь!»
– «Что ты, наша Ксаночка,
Твои стихи народные,
В них мысли благородные,
А значит и картина
Из самых герцогинь».
IV
Живы предания у нас –
Легенды, были, сказки.
Народ хранит сказаний пласт,
И бережет подсказки.
Прошло уже немало лет.
С былины той осенней
Хранится Ксении портрет,
Хранятся книги Ксени.
И будем помнить те слова,
И вслух произносить:
«Я очень долго жить должна,
Я – часть Руси!»