При социализме не было безработицы, люди были защищены в социальном отношении. Но в этом была заложена и потенциальная мина, основанная на противоречии гарантированного труда и защищенности. Не было стимула работать, повышать производительность труда, внедрять новые методы организации и управления производством и сельским хозяйством. Это приводило к нехватке рабочих рук. Поэтому часто использовали классовую прослойку, к каковой относилась интеллигенция. Летом все массово выезжали на сельхоз работы, а зимой на овощехранилища для переборки овощей. Многие предприятия так свыклись с мыслью привлечения горожан к подобным работам, что начали относиться к подобным работникам, как плантаторы к «нигерам».
Так однажды сотрудников ГВЦ в количестве 8-10 человек, среди которых были и начальники отделов, в том числе и я, командировали в одно совхозное управление, в котором имелся лишь один открытый ток и закрытое зернохранилище. Нас привезли на нашем «Рафике», разместили в небольшом местном общежитии. При общежитии имелась столовая, так что мы столовались при общаге. Сам ток находился в полу километре от общежития. Делать там было совершенно нечего. Но нас выгоняли из расположения, а на току каждый устраивался, кто как мог: на куске рубероида, на деревянной катушке от кабеля или просто слонялся без дела по территории тока.
Кормили нас относительно сносно, но у меня как на грех расстроился желудок, застарелый гастрит дал о себе знать. Серега М., большой адепт нетрадиционных методов лечения всех болезней, уговорил меня поголодать несколько дней, пообещав, что болячку, как корова слижет. Я стал голодать, только пил несколько стаканов минеральной воды в день. Пока я голодал, Серега трескал по утрам мою сметану, и все остальное, что составляло мою дневную пайку. На третьи сутки голодания мне стало хреновато, что мне пришлось остаться в расположении. Я лежал на своей койке, свернувшись калачиком, чтобы хоть как-то успокоить свой желудок. В этот момент в комнату зашел управляющий отделения. Заметив меня он прорычал, почему я не на работе, отлеживаюсь самым бессовестным образом на кровати, в то время как… Мне хватило пяти минут этой совдеповской пропаганды, чтобы тоже взъерепениться и направить в противоположную сторону свой поток сквернословия, содержащей и термины из ненормативной лексики. Управляющий, не привыкший к такому обращению с ним, вдруг резко заглох, вытянулся в лице, которое выражало не только растерянность, мне показалось, что ещё, мгновение, и он заорет: «I can't breathe»…
После того, как управляющий сбежал с поля словесной перепалки, я тоже покинул помещение общежития и отправился на ток. Там меня ждал маленький сюрприз: коллеги встретили меня как национального героя… Оказывается, наш разговор с управляющим случайно подслушал местный рабочий, который прибежав на ток рассказал моим сослуживцам, что там ваш очкарик так поносит нашего управляющего, что у того уши отвалились от тех речей, которые он никогда не слышал.
Через час, после описываемых событий, прибыл парторг нашей организации, человек совершенно бесхребетный и аморфный. Его за глаза называли «Луноход». Он сообщил, что сельхоз работы здесь отменяются и нам следует вернуться домой. Публика, услышав последнюю новость, выдохнула «слава кпсс» и кинулась собирать свои вещички, чтобы поскорей покинуть это злосчастное, богом забытое, место.
Французский писатель-гуманист Экзюпери написал в своё время, что все мы живем в слепом чреве администрации, и чем совершеннее административный аппарат, тем меньше места остается человеку…