Вероника

Виктор Зарх
У тебя волосатое сердце.
Фиолетовые глаза.
В голосе медь.
В глазах  пережаренная улыбка.
Да знаю я, знаю, как всё это зыбко,
Но куда эти знания деть?
Мне ни место, ни вместо, ни в строку лыко,
Куда ты бросаешь меня, Вероника?
Для кого мне теперь стареть?
Я Аскольд Ватерклозет.
Ты умеешь как надо заканчивать,
Это меня и  морозит.
Вырубает электросеть.
Соскоблила меня и выключила
Из данных своего списка.
И не потребуешь возвращения, не предъявишь  иска,
Будучи в портках с дыркой на почётном месте –
Мол,  когда-то мы были вместе.
Все мы когда-то были -  там или здесь,
А твой блокнот переполнен весь.
Лишнее подчищая, может выпьем немного чая?
Обсудим накопившиеся проблемы.
Сказать нечего. Немы, немы.
Бесстрашно, бездушно, безумно умно выставила
С чашкой у которой мокрая ручка якорем,
Это мне что-то  напоминает, брякает…
Щекочет недосказанное в носу.
В тапочках  на босу ногу
Потопчусь и исчезну с порога.
И с собою себя унесу.
Уношу, уношу –   смотри.
Кровь, закипающую от гормонов,
Пачку неиспользованных гондонов,
Удушающую пустоту внутри.
Перепутаю ночь и день.
Сотрясая небритой мордой,
Поскребу на гитаре аккорды.
Не побрился –  забыл, или лень.
Мало мыла и смазки. Тупые лезвия
Не знают пощады к неудачникам в закрытых пространствах.
Поэтому подбородки изрезаны
Девичьего смеха  непостоянством.
Хоть это другие писали, впрочем, 
Я точно так же теперь озабочен.
Горячая вода как раз закончилась.
Идёт ремонт основной трассы.
Написал тут одной даме из прошлой жизни,
Но опять мимо кассы….
Чайник поставлю на газ, добавлю краски,
Согрею воду, газ пока дёшев.
Побреюсь наскоро, куплю колбаски,
Поеду пить водку с Лёшей.
Ведь посуху сердце брить не умеется 
Кромкой весла.
И водка такая – без запаха.
И авансы одиннадцатого числа.
Буду  ныть неопрятной прозой.
Поблюю, подставляй корыто.
Всё саднит и саднит занозой.
Ничего опять  не забыто.
А надо ли помнить?  Едва ли.
С тех пор как меня обокрали
На морозе какого-то февраля,
Достаёшься кому-нибудь или или
Об асфальт все пальцы, а меня забыли,
Или сам забываю себя,
Смотрю на блуждающие тополя,
Путаюсь с воссозданием лика.
Где ты, Макарова Вероника?
Какие стрижёшь поля?
Тебя ещё ищет-елозит
Аскольд Ватерклозет.
Какая чепуха – волосатое сердце,
Фиолетовые глаза…
А что не чепуха?
Ответствуйте, если знаете.
Тебе? А кто ты такой, не вижу из-за…
А впрочем,
Вы слишком близко себя принимаете.
Договоримся на завтра.
До завтра отложим расчёты.
А что будет завтра?
Спустится ангел с доски почёта?
Не надо спектаклей. Глупо, неровно, вяло…
Ваше ружьё не стреляло.
Сандалики стёрлись,
Потерялась закладка романа…
Ещё три тетрадки
В запасе у  графомана.
Ещё есть чернила
писать на коленке записки.
Ещё проживаю
сам лично по месту прописки.

Ночная смена пришла. Кого смена?
Ты не Вероника, ты уже Елена?
Гондола к фанере летящей?
«Я не боюсь быть старородящей».
А чего ты боишься?
Не трогай страхи,
Не шевели  палочкой, а делай взмахи…
Препираются, спорятся
Между собой и стенкой.
С ухмылкой у рта
И воображаемой пенкой,
Всё зная заранее –
Мол, ты не Гамлет и это не Дания,
Это вообще нигде.
На седеющей бороде.
Наполняйся бессилием мудрецов.
Статистов, бездетных отцов,
Полотёров и лириков тонких,
И не надо стругать потомков,
Они будут так же ныть.
Ничего уже не изменить.

Но если бы  встретил позже,
То крепче держал бы вожжи,
Не отдал бы вот так,  без борьбы.
Если бы, да кабы, да кабы.

Что бы это тогда изменило?
Мыло выскочит –  скользкое мыло.
А без мыла я не пролез.
Слишком много чего я без.

Отдал всё, что у меня бывало,
Но тебе было этого мало,
Ты послала меня в прямо в лес.

Потому что ты ещё в силе,
И тебя ещё все не месили,
Кто имеет заслуженный вес.

Я, конечно, иного рода,
Так велела сама природа.
И ещё социальный прогресс.

Продаётся уже клубника,
Отвяжись от меня Вероника,
Да отстань от меня уже, бес.